Главы для                   
                   "Сромань-Сам!"

Комплектующая #33: Исчадие Угасания

Мозговращательный спуск по лестничным маршам перешёл в горизонтальную плоскость между нижней ступенькой и дверью подъезда в позиции «закрыто» посредством длинной ржавой пружины присобаченной толстыми гвоздями с двух концов – под дверную ручку и в дверной косяк. Преодоление финального отрезка усложнялось непредвиденным препятствием: плюгавый бомж ловил единоличный кайф выжёвывая плавленый сырок из наскоро облупленной фольги в сопровождении прихлёбов плодово-ягодной «бормотухи» (бутылка тёмного стекла ёмкостью 0.5 л, розничная цена товара 1 руб. 28 коп.) Оргия входила в свою завершающую стадию: «остатки – сладки».

Гурманоид выколупнул из фольги последний уголок брикета, засунул себе в жерло, жуя по-кроличьи шустро и мелко, бумажку же отбросил в угол входного тамбура.

Затем он запрокинул пасть и засадил осадок со дна бутылки. Осушенная тара была также послана в угол—без проявлений вандализма, впрочем—катнута бережно прозвякать по частыми выбоинами в местах отсутствия квадратиков половой плитки.

Краткий пробег сопроводился затяжной отрыжкой из бомжа—на то она и «бормотуха»—однако без наполнения подъе́здной атмосферы смрадом винища, и даже запах устоявшейся мочи не исходил от несменяемой одежды маргинала.

Дмитро Иваныч решил, что хватит уже выказывать интеллигентную миндальность и молча двинулся на выход.

Когда он поравнялся с бомжом, тот удивлённо оглянулся к ступенькам лестницы, ещё раз отрыгнул и, с бесповоротным шагом сквозь Дмитра Иваныча, налёг на взвывшую пружиной дверь, которая хлопнула вслед ему, вышедшему в загустелый снаружи вечер.

Дмитра Иваныча охватили страх и безумное отчаяние.

Он вспомнил вдруг, что Антонина Васильна за хлебом его не посылала, да и не могла послать из дальних далей в полтора года, где лежала безучастной покойницей в гробу и, значит, дверь на лестничной площадке пятого этажа захлопнута, а он тут без ключа и как теперь ему зайти обратно?

Безвыходность навалившейся неразрешимости его буквально подкосила и он вдруг рухнул в угол, утонув затылком сквозь зелень тёмного стекла бутылки до ошмётков сморщенной фольги под нею.

Лёжа в углу (отчасти внутри тары) он краем глаза уставился в отпечаток плитки сто лет как выбитой из цементного раствора застывшего под ней и выброшенной неизвестно кем, когда, куда…

- - - - -

– Да, Виктор Дмитриевич, сосед по лестничной площадке, одинокий пенсионер Сидорчук, токарь-ветеран оборонного завода «Прогресс», забил тревогу на третий день. Была отправлена группа усиленная слесарем Петрищенко, который и открыл дверь без следов взлома извне. Сотрудники и двое понятых обнаружили тело в гостиной комнате, на полу, рядом со стремянкой у стены напротив балкона. Следов насилия не выявлено, кардиостимулятор в нагрудном кармане работал. Все протоколы и снимке в этой папке.

– Благодарю, майор.

Майор КГ... Национальной Безопасности Украины с деликатной бесшумностью покинул свой кабинет.

Прилетевший из Москвы сын покойного сел за чужой стол, на чужое кресло, возложил руки на жёлтую столешницу вокруг папки тёмно-серого жёсткого пластика.

Правая кисть вскоре поднялась схватиться большим и указательным пальцами за нос, словно чтоб высморкаться или предотвратить чих защекотавшийся внутри. Чуть подержавшись, пальцы медленно вскользнули дальше, до нисходящей к ним переносицы, где и замерли.

Левая ладонь отъехала в сторону от папки и заторможено пробарабанила галоп, пару скачков по полировке, затем приподняла обложку. Открылся никелированный взблеск пружинного скрепа, что защемил не слишком ровную кипу бумаг разного возраста, одинакового, почти, размера, и пластик был отпущен упасть обратно.

Рука покинула стол и навестила левый карман пиджака за непочатой пачкой сигарет с фильтром.

Виктор Дмитриевич не курил уже много лет, но сегодня по пути с аэродрома военного-лётного училища, куда приземлился доставивший его борт, зачем-то послал адъютанта (в штатском) в супермаркет, которого не помнит, на улице Красных Партизан.

Тот вернулся бегом с пачкой «Президент» и незаказанной зажигалкой.

Теперь вот зачем-то пригодилась.

В бесшумно растворившуюся дверь шагнула хорошо ухоженная женщина-секретарша, чужая, в возрасте «ягодки опять», мягко всколыхивая глубокую ложбинку бюста в смелом распахе белоснежной блузки.

Локоть чуть втиснут в талию, подчеркнуть последующую, ниже, крутобёдрость.

Манерный выверт запястья, воздетого лучевой, покачивает кругообразно хрусталь пепельницы на подстилке—мягче гагарьего меха—холёной ладони…

* * *