Комплектующая #27: Осуществление Избежания
– Ну подожди, я быстро, – сказала Юля и пошла вверх по каменным ступеням ко входу в храм, хотя не знала заперто там или нет.
Иван остался на площади, он уже как-то привыкал делать что ему Юля скажет, однако она уже возвращалась – заперто.
– Кина не будет, Максимка в запой ушёл, – сообщил им черноволосый моряк в сдвинутой набекрень бескозырке и с гитарой в руках, проходя, вразвалочку, мимо.
– Чё ты мелешь? – не смолчал Иван, которому этот прохожий сразу не понравился, тем более при Юле.
– Кинотеатр, говорю, на ремонте, – он указал головкой грифа на ступени к высокому порталу ворот храма.
– Так тут кино показывают? – догадалась Юля.
– Так точно – кинотеатр имени Максима Горького. А вас как зовут?
– Юля, – ей стало вдруг так радостно разговаривать с этим моряком в широких чёрных брюках и белой рубахе с тёмно-синим квадратом воротника спадавшего за спину.
Широкий брючный ремень, поверх заправленной рубахи, ярко поблескивал медью бляхи с якорем.
Опытным глазом прислуги большого дома она заметила мелкую складку на правом боку от неловкого утюга:
– А как вас?
В ответ моряк перехватил гитару в обе руки и подыгрывая себе запел про Одессу, шаланды и вежливых биндюжников. После завершающего зыбко щипательного аккорда, он пояснил:
– Так что извольте видеть – Константином меня кличут.
От угла площади раздались резкие свисты, откуда пара моряков в такой же парадной форме для увольнительной прогулки махали руками с криком:
– Бугор! Ну идёшь ты что ли?
– Идите, я потом подойду! – крикнул в ответ им гитарист и добавил потише для Юли:
– Старшина второй статьи Краснознамённого Балтийского флота Костя Бугров!
Он приложил расправленную ладонь к ленточке бескозырки поперёк лба, где для удостоверения золотились плотные буквы надписи «Балтийский Флот» и Юля засмеялась.
Иван стоял сбоку в удивлении, он ещё и не знал, что у Юли бывает такой красивый смех.
– А фраера вашего как кличут?
Юля, конечно же знала, что «фраер» по-Немецкому это «жених» и удивилась, что Костя так быстро угадал её отношения с Иваном.
– Иван, – ответил Иван сам за себя.
– Ваня-Ванечка-Ванёк, – выговорил моряк в растяжку.
– А «Иван» тебе чем не так? На хвост соли насыпал?– вызверился Иван от нахлынувшей вдруг обиды, что кругом его за дурака держат: и в Европе он fou, и дома – Ванька-дурак.
– Сам ты фуу!
– Эй, эй, не пыли, пехота!
Как всякая женщина, Юля отлично чувствовала, что эти двое готовы пойти друг на друга лобовой атакой. Из-за неё. Как всякая женщина, она конечно же пришла в восторг, однако сказала:
– Ребята! Прекратите! Давайте лучше погуляем. Костя, вы нам покажете город? А то мы за два дня ещё не разобрались.
Константин не стал отнекиваться, что ему надо куда его звали друзья-моряки (что ещё больше обрадовало Юлю, хотя она знала, что так и будет. Знала с первой минуты, когда спустилась от запертого храма и заглянула в его глаза, где плавилось изумление и восторг человека нежданно полюбившего сразу и навсегда, на всю оставшуюся жизнь, потому что всю предыдущую он мечтал о ней, вот такой, и всегда ждал именно её – Юлю).
Они пошли втроём через площадь. Юля шла посередине и держала каждого из них под руку. Ей было так хорошо!
Константин о чём-то трепался.
Иван шагал молча и на каждый красивый смех Юли становился всё угрюмее.
В парке им пришлось остановиться и Юля подержала гитару, пока Костя показывал военному патрулю свою увольнительную записку.
Когда в аллее они проходили мимо той самой скамейки, Иван вздохнул в сторону твёрдых деревянных брусьев её длинного сиденья, а Юля даже и не заметила – скамейки они все такие одинаковые…
В гавани Бугров показал им свой корабль у причала.
– Ух ты! Какой большущий! – удивилась Юля на крейсер «Киров».
– Не туда смотрите, Юленька! – засмеялся Бугров, – вон он наш красава Гоша! – он указал на крохотный, возле броненосной громадины, торпедный катер с номером ТК-102.
Потом они вышли за город на песчаный пляж возле форта «Риф», с кривыми, исхлёстанными ветром соснами, полюбовались волнами Балтики, привольно бегущими через всю ширь Финского залива, и вернулись обратно.
Увольнение Константина кончалось и на прощание, в момент отлучки Ивана на минуту, он ей сказал:
– Жизнь коротка, но и земной шарик маленький, мы ещё встретимся, я тебя непременно найду, Юленька.
Она знала, что так оно и будет, и обещанная встреча состоится…
Она не ошиблась и встреча произошла в тот же вечер.
Когда они с Иваном вернулись в казармы, её дожидалась Валя, вся потемнев лицом и застыв глазами.
Юля её такой не видела даже при самых сильных авианалётах союзнических бомбардировщиков на Дюссельдорф.
– Валя, что случилось?.
Та рассказала, что её дружок-краснофлотец ей сегодня говорил, что завтра в полдень в Кронштадт зайдёт большое транспортное судно с шахтным оборудованием, туда погрузят прибывших из Франции ПеэЛов и Северным Морским Путём отвезут в далёкую тундру на шахты Крайнего Севера, раз они захотели в Германию или сдавались Немцам и теперь в любой момент могут стать вредителями, и что Валя ему очень нравится, но выше жопы не прыгнешь, подруга. Вот же гад…
Юля тут же нашла Ивана, чтобы всё пересказать ему, а под конец расплакалась – ни в какую Германию она не хотела и староста Митрич её даже и не спрашивал…
Иван приугрюмился, но тоже не знал что делать, пока Юля не потащила его с собой к той гавани, в которой Костя показывал им свой корабль.
Конечно, часовые их не пропустили, но вызвали Костю и показали куда отойти, где в заборе дыра и они смогут с ним повидаться.
Костя вылез уже во всём чёрном рабочем обмундировании и ни словом не перебивал сбивчивый рассказ Юли.
Потом он задумался, но всего на минутку и сказал:
– Короче так. Завтра утром в шесть ноль-ноль быть на пляже, с вещами. Номер Гоши помните? Не опаздывать.
Он пожал им руки, Ивану крепко, Юле – нежно, и скрылся сквозь забор вокруг гавани...
Утром, задыхаясь от тревоги, Юля выбежала на пляж даже немного раньше времени, но кораблик уже покачивался на длинной волне возле берега.
Она уронила свой чемодан и побежала к морю, увязая в тёмном песке.
Костя спрыгнул по пояс в воду и тоже бежал через мелководье, из-за которого катер не мог подойти ближе.
Он подхватил её на руки у самой кромки воды и понёс в море. Иван шагал следом, вспенивая волну ногами, с Юлиным чемоданом на плече.
По верёвочному штормтрапу они по очереди вскарабкались на борт.
Иван, Костя и его сослуживец стояли на палубе судёнышка, пока Юля переодевалась в тесной рубке.
– Везунчик ты, Иван, – сказал Костя. – Смотри, береги Юлю, таких девушек больше нет.
– Ты, Бугор, точно свихнулся! – сказал его друг.
– Мало говори! Прорвёмся! Иди заводи машину.
Моторист бросил за борт докуренную папиросу и спустился к паре двигателей дать ход.
На призывный свист Кости, он подбросил оттуда старый чёрный бушлат с плечом в несмываемых пятнах от солидола.
– Возьми, – сказал Костя, – не мёрзни, и патрули не станут цепляться, видно, что работяга. Через полчаса будем в Питере, как пристанем на Васильевском острове – сразу же уходите, не оглядывайтесь, покуда я начну выясняться какой завод меняет дизеля на Г-пятых.
Юля вышла на палубу, чтоб и они смогли переодеться. Иван скрылся в рубке, а Константин, прежде, чем последовать за ним, проговорил:
– Адреса дать не могу, на месте того гнидючника уже два года как воронка, но мы ещё встретимся – это беру на себя…
И уже когда катер малым ходом подходил к причалу гавани на Васильевском острове, он на прощание сказал:
– Так что, Юленька, так и знай… – а потом молча пожал руку Ивану...
Нет. Свидеться им больше не пришлось. Обманул?
Вряд ли. Женское сердце не обманешь и Юля знает – не пришёл, значит его больше нет на этом шаре, который с каждым днём всё меньше, и что не жить им долго и счастливо, как у Алекандра Грина, до самого совместного конца в один и тот же день…
А если тебе случайно доведётся попасть в Кронштадт, то посети Никольский собор (он уже больше не кинотеатр), собор посвящённый всем погибшим морякам, и зажги свечку на помин души Константина Семёновича Бугрова.
Он был моряк, и он погиб, на суше иль на море – теперь уже неважно.
Тем более, что там не спрашивают вероисповеданий, ни павшего, ни возжигающего…
вверх-скок