Комплектующая #10: Предвкушение Отдохновения
Он стоял приложив ладонь к плотно обтягивающей ствол мелко-чешуйчатой коре и близоруко щурился на вполне ещё зелёные листья. Точно – дуб. Чешуйки тёмно-серые, в неровных, тёмных до черноты обводах…
И зацени изысканность самого жеста, а? Подтекстов не перечесть, общую позу грузит грусть ностальгии типа "вот вновь я посетил знакомые края"… или как там Александр нагрустил в эту же тематику?
Прикинь, в детстве от дальнозоркости лечили, а нынче на расстоянии дальше, чем до компьютерного монитора видимость в пределах 10%, резкость миросозерцания смазана непоправимо. И хули толку, что у встречных небесные черты? Кого-то из бывших знакомых, должно быть, заедает моё пренебрежительное высокомерие, даже кивнуть им не изволю, на тротуарах. Ну извиняйте, неопознаваемые...
Взгляд передвинулся метров на 10 дальше. Дерево в расцвете сил, ствол раздвинулся натрое в пропорционально мощный трезуб. Тоже, скорей всего, дубравной принадлежности... Привет и тебе, здоровило неразличённой породы!
Лицо обернулось вверх, к змеящимся над головой ветвям. Ну говорил же – дуб, контур сумрачных листьев его, неоспоримо. С ближайшего удава завис обломок в палец толщиной, длиною с метр. Не первый год как обломило ветром, весь посерел, облез, усох, а всё цепляется, отягощает.
Вскинув руку, он ухватил неуступчиво цепкий обломок, провернул его туда-сюда, до сухого треска в месте недовершённого облома с материнской ветви. Глупая привычка, родимое пятно друидов – непрошено вмешиваться в древесный быт… но что-то же призвало именно сюда, хоть и знало с кем связывается и во что выльется ходячий пережиток…
Снял непротивящийся уже обломок и опустил к земле. Отбросил.
Да, ему известно – теперь в деревне кто-нибудь помрёт, кто-то, кто года два уже дышал на ладан. Но делать нечего – жизнь есть жизнь, порою и до акта милосердия доводит. Главное не оставлять улик, а алиби приложится. Минут пять назад он, без свидетелей и очевидцев, взошёл на этот невысокий холм.
Дорогу, что привела к подножию, обрезало железо взвешенной конструкции. Конец пути, ничего лишнего, ажурно-аккуратная решётка. Две невысокие створки ворот плотно сдвинуты поперёк дороги, навесного замка и близко нет. Лишние затраты. В дырки для просовывания замочной дуги продета проволочина, согнута в подкову, стара как мир, но ржавчины ни на одном изгибе, отполирована прикосновениями.
Замок не нужен – нечего тут красть, зато (и он уже не раз в том убеждался) не встретишь видов красивее, чем с высоты придеревенских кладбищ...
Правда, для наслаждения прилегающим ландшафтом пришлось брести к макушке высоты, через некошеные высохшие травы конца лета, между высоких плит с чёрно-белыми супружескими парами, а если хоть и в одиночку, то всё равно портрет исполнен в скупо двуцве́тной гамме. Выше моды не прыгнешь... Под всеми и каждым, по отдельности, строки вычитаний большего из меньшего. В результат минус иррационального числа, а у кого сколько — извините, он не ревизор, чтоб в бухгалтерию вдаваться.
Но попадаются и вычурные пирамидки в старинном, ещё Персидском, духе, без портретов, или же каменные параллелепипеды в стиле "прилавок-саркофаг", ростом ниже пояса, что-то в них выдолблено да некому и нечем прочитать...
Длинные когти непролазных кустов прокалывают джинсы. Но те, с полным почтеньицем и пиететом, всё также продираются наверх... Простите, извините, позвольте, нам тут, недалеко...
В ответ, сквозь надпочвенные листья густой поросли выпархивают стайки иссине-мелких мотыльков—разбуженные души из разных прошлых лет.
И так – до самого верха, где можно приложить ладонь—по-братски, но без пафоса—к чешуйкам коры дуба и глянуть вниз, по ту сторону холма, на бульдозерно спланированную площадь новой части кладбища, где он в жизни не бывал, да и не тянет.
Нет уж, спасибо, ему только бы ночку переночевать, а с утреца, по свежачку, потопает в Степанакерт. Хотя, конечно, жары не избежать – на 25 км пути утренних часов не хватит. Вот потому и надо отдохнуть...
«Ынгистаран» – древний Армянский язык, в нём кладбище не от слова «склад», а чётко и напрямую – «место отдохновения». Вот зачем он тут...
В низинной плоскости новой, ещё лишённой деревьев части, в тихом предвечерье застыли шёлковые шпили флагов над мрамором погибших в недавнюю войну. Не шевельнутся блекло-выгорелые – в Карабахе засуха уже второй год. Но в прошлом хуже жарило.
С таким же триколором, но без дре́вка и цветом посвежее в шелках состроченных своими руками—дочка его недавно поднялась на Арарат, который в Турции, и распустила там Карабахский флаг.
Оно ей надо? Лучше бы ребёнка завела. Тридцать стукнет – и оглянуться не успеет. Ребёнок ей нужнее мужика... На Арарат долларов скопила, сможет и дитя поднять... И вообще – умный в гору не пойдёт…
Хотя, конечно, он гордится. Не так, чтоб чересчур, чтоб распирало аж, но горд. Не всякий может с чуть небрежной скромностью, так, между прочим, выдать, что кой-кто из его ближайших потомков...
Да… Совершила восхождение… Намедни... Полюбовалась очертаниями Ковчега в леднике, приблизиться проводники не пускают – там опасно! только по тропе ходи!.
Ещё был Украинский Армянин, тот на вершине жовто-блакитний распустил, тоже патриот.
У Лены из Еревана было два – Российский, она ж в Поволжье родилась, и Армянский.
Москвич Анатолий, семидесяти лет, пришёл без флага, но громче всех орал «ура!».
Сброд полнейший. Старший группы – Перс, проводники – Курды. Эмат из Бейрута вообще с пустыми руками примазался, незапланированный Араб.
Однако ему простительно – в аэропорту его рюкзак и вещи отправили не в тот рейс. Сидел и ждал у самого подножия, пока их группа, мимо проходя, скинулись, по нитке, снаряжением, кто чем смог, из личных экипировок.
Бля-а!. (о! то есть…) Чёрт знает что! Ведь можно же по-людски жить. Как люди, а не граждане держав…
И кто бы сомневался?! Когда спустились, рюкзак его уже прилетел, на авиалиниях ничто не потеряется. Не-а.
– Сколько тебе было, когда ты в деревню приехал?
– 33.
– Как Христос.
– Не вербуй, я – неверующий.
– А теперь?
– 68.
– А сюда как попал?
– Я через Рев шёл в Улы-баб, в ту заброшенную церковь покинутой деревни, ну а в Реве меня мужик во двор зазвал, стал документы спрашивать, вид у меня не местный, а до передовой всего-то километра два, вот и проявил прифронтовую бдительность.
– Что за мужик?
– Роба. У него дом в самом низу, а во дворе источник поставлен в память про сына Рено, что в последнюю погиб. Поговорили, он мне дорогу указал, побезопаснее, на Улы-Баб. Я и пошёл, но она длинной оказалась, потом совсем стемнело, а как на перевал поднялся – лес кончился, я и заночевал.
– Как заночевал?
– В спальнике.
– А волки?
– Брось, я – неверующий.
У Гриши полон дом внучат, патриархом стал. А когда его жена Сурфик ставит мне прямой вопрос и начинает ахать да цыкать, что нельзя жить в одном доме с женой как не с женой, то я не возражаю, я согласный, да хули толку?
За мою сговорчивость, она начинает гнать дуру какой я красава – один в один как 30 и х3 лет тому назад. Пойди не засмейся, если эта рожа мне через день во время бритья из зеркала гримасы строит.
– А утром смотрю – воды нет совсем, начал в Сейдишен спускаться. На полпути меня Вааршак в свою "Ниву" подобрал.
(Вааршак – это родной племянник Сурфик, которого и на свете не было, когда я уж Сейдишен покинул. Он прилетел из Москвы, которую покоряет уже пять лет, а тут в лесу увидел незнакомца непонятного вида, а до передовой всего, ну и так далее…
За предыдущий день пути я уж и отвык, что машины могут останавливаться. Нет! С рёвом проносятся мимо, как болиды по раскалённому асфальту, шепеляво треща покрышками.
Из-за спины впритирку вылетают, какой-нибудь падла ещё и сигналом рявкнет. А когда навстречу что-то из марева выпулит – то я заранее соступаю на обочину, полный респект, я своё место знаю – без номерных знаков на асфальт не прусь…
Три войны тому назад асфальта меньше было, но из 25 км по дороге навряд бы и 2 удалось пройти, от силы – два с половиной…
Не легковая так грузовик наверняка б затормозил на обочине в попутном направлении: садись, поехали, давай рассказывай…
Уж больше не видать тех добряков – ни запорожцев, ни жигулей, ни ГАЗонов, ЗИЛов, ни мотоциклов «Урал» с коляской.
По выжаренной солнцем гудроновой черноте несутся туши Прадо, Тойот, Мерседесов, Мицубиши и прочих железяк с бездушным блеском лака. Марка машины – определяет сознание, и это стопудово…
Но вокруг лес и нет асфальта, вот Вааршак и тормознул, тем более, что незнакомый, а до передовой всего-то… ну и так далее, и прочее такое…
Поехали. То да сё, водитель прощупывает меня заочной очной ставкой с населением Сейдишена…
Хоть я и не любитель огорошивать людей без причины, но порой трудно удержаться от каверзы. И когда я назвал его по отчеству, Вааршак чуть руль из рук не выронил, а дорога-то крученная…
А я как будто виноват, что он копия брата Сурфик? И 30 с лишком лет как не бывало. Словно едем траву косить на дальнем склоне…)
Перед деревней, Вааршак завернул на деревенскую ферму к Сапёру Несо, он же Одинокий Волк. За эти годы так и не женился Несо, боятся его бабы – мать знахаркой была, не то вещуньей…
Сидит Одинокий Волк в тени под стеной, переживает как 30+ лет назад Командос продал и сдал Туркам Шаумяновский район и город Мардакерт. Приехал на «козле» в ущелье, где был Сапёр и ребята хндзристанского отряда Кобра, кричит: «Я вам приказываю отступить! Город уже оставлен!»
Ну – отступишь, а как потом на ровном месте танки удержать? Сапёр уходил последним, уже без Кобры, когда дорогу заминировал. А Командос потом в Армении ещё и генерал-майора получил.
Нет, журналисты в Сейдишен не приезжают, а когда Несо и ребята Кобры потихоньку вымрут, останется ещё одно красивое имя, чтобы прикладывать к ранам Армении – легендарный Командос…
Вааршак привёз меня ко двору Гриши, где Арташ Гришаевич колол дрова, а сам уехал – ему к зубному в город.
Ну это ж надо – и Арташу уже за сорок! Но молодой вполне мужик и колоть умеет, ещё лет 30 пока начнёт кряхтеть и жаловаться на боли в пояснице по утрам.
– Так ты так в церковь Улы-баб и не зашёл?
– А зачем мне церковь? Неверующий я.
– А я вот не могу читать, даже очки не помогают.
– Гриша, ну что они там могут написать, чего мы не знаем?
– Ну это ясно, Западную Армению Ленин Ата-Тюрку подарил, Карабах Сталин Азербайджану отписал, а этот пидор ереванский продал нас в Баку.
– Гриша, он ещё и за власть не начинал бороться, а Турция уж приступила сооружать автобан в направлении месторождения в Кельбаджаре.
– Значит Сорос.
– Забудь. Сорос просто наклейка, фантик. Сделку заключали местные деляги – Турция с Россией. У Турков Русский ВПК в кармане, они умеют покупать.
– У меня в войну тёлка пропала, белая. Вышла из лесу на асфальт и — увезли.
– Кто?
Гриша молчит, умолк и я, но мы оба знаем, что до Сейдишена Турки точно не дошли...
На войне и поросёнок Божий дар, а уж тем боле тёлка в 40 кг...
Горькие думы подсластил Гришин самогон из персиков…
Сурфик использовала затишье для перехвата собеседовательной инициативы.
– Значит, ты всё так же атеист?
– Сурфик-джан, это разные вещи. Атеист всем долдонит, что Бога нет, а у неверующего нет времени на такую мелочёвку: то дров наруби, то воды принеси, и так дальше по списку.
– Да, каким ты был таким остался.
– Я не меняю жён и убеждений.
(Сурфик всю жизнь преподавала Русский и литературу в школе Сейдишена и свои стихи тоже на Русском пописывает. Её цитатами не запугать).
– А с женой-то чего не ладите?
– А ху… Ахх!. Это просто трагедия жизни, чтобы женщине таких приличных правил достался такой раздолбай, как я… Ну не в смысле бабник, а во всём прочем. Вести себя не умею ни с кем, ни беседу вести приятным образом.
– Как я её понимаю!
– Понимающих много, да вот на утешающих дефицит.
– А говоришь не бабник!.
– Да не, это заготовка из холостяцкого периода жизни, чисто автоматически щёлкнула.
– Значит хорошо натренировал заготовочку.
– Ну так неженатый же был, время свободное, девать некуда.
– Вот и все вы такие.
(А и они тоже, между прочим, одинаковые. Оставить последнее слово за собой даже и не мечтай, тем более, что потом тебе же хуже будет. И неважно какая у них раса или вероисповедание.
Но я хотя бы побрыкался как самоуважающий себя мачо, не то что те игилы-талибаны с их кляпами на женский рот под видом бурок… слабачьё…
но Чеченцам-то (хочется верить) я ни на что не наступил? ...эти поближе, а ну как, с обиды, дотянутся?.)
Потом дом Гриши стал собираться к общему выезду в другую деревню на лакированном Круизнике Арташа. Типа там день рожденья у кого-то, а у меня маршрут короче – на холм отдохновения…
Прилетел махаон, а может адмирал, кто их погоны разберёт, чешуекрылые, сел, леопардо-рыжий, на головку захирелого в тени дубов чертополоха. Проветривает свои пятнышки неторопливо…
Завелась цикада, скрипит не умолкая… Прижужжала муха. Кыш, дура! Не топчи грудь дистрофику!.
Из поля в стороне соседней деревни донёсся собачий лай. Дальний. Одинокий. Без остервенения…
По асфальту невидимой отсюда шоссейки пронеслась невидимая иномарка…
В деревне у подножия холма отдохновенья упорно зудит одинокая бензопила… Лето на исходе, пора готовиться к зиме…
Нет, ну спрашивается – нахрен вообще по тем Араратам лазить?.
вверх-скок