Произведение Владимира Сорокина 'Норма' с позиций постмодернизма
стр. 7
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Она служит прямой уликой тому, что всякий истинный прозаик во глубине недр персональных — замаскированный поэт.
Тут мы вступаем в краткую поэму из 12 составных (по одной на каждый месяц, за что вся целиком и названа «Времена Года»).
Их, разноплановых по настроению, теме, ритмике, пластике, тем не менее, объединяет одно общее качество: каждая, с присущей русскому характеру широтой, посылает закоснелый формализм хайку накуй, но при этом сохраняет сокровенный смысл и назначение хокку — выразить нечто присущее конкретно затронутому сезону/месяцу, нечто отличающее его от остальных.
Ежемесячник заполнивший 4-ю часть — это легко опознаваемые слепки стиля того или иного советского поэта, проходившегося в средних школах СССР, благодаря мудро составленным программам обучения. Маяковский, Твардовский, Бедный, (Пастернак для внеклассного чтения) и т. д.
Любителям и знатокам троп наезженных советским Пегасом, интересно будет лично вычислить — который из поэтов скопирован в какой из месяцев.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Эта часть высвечивает эволюцию эхолала, пославшего своего благодетеля туда же, куда сам автор посылал каноны хайку в предыдущей части.
С буквальной скрупулёзностью отслеживается развитие амбулаторного случая графоманиакальной эхолалии у анонима, что и обуславливает аскетичную лапидарность выразительных средств, использованных в финальной строке всего эпистолярного монолога.
В том месте, где монолог перешёл на использование одних лишь четырёхбуквенных слов, меня патриотически коробило от неприкрытого низкопоклонства перед Западом (four-letter words!) в обход нашенских — 3-х и 5-буквенных, но через пару страниц автор и сам усмотрел свою оплошку и перешёл на язык народа Иреро из Юго-Западной Африки. Тоже угнетённая братва, в ожидании своего Мгнунвбабве в Октябре.
(И вновь, хотя бы в скобках, повторно восхищусь мастерским владением и умением через передачу особенностей изустных излияний героя повествования (пусть даже и в письменном виде) воссоздать его уникальный портрет.
И автору за это — поклон земной, плешью в паркет… Папаню тут сваво вспомнил. Всплакнуть даже схотелося.
Нет, ну, тут не в том дело — вышло или нет. Ну ладно — нет, сухарь он и есть сухарь. Просто в том-то и есть назначение литературы, други мои золотые, чтобы ни с того ни с сего вызывать у тебя эмоциональную внезапность, вопреки часу суток и общему режиму твоего распорядка.
А главное — чем? А главное какой-нибудь парой строк текста по произволу, так сказать, автора. И ведь я его не знаю и он меня в глаза не видел, а — поди ж ты! — пару-другую слов так расположить исхитрился, что и всплакнуть захотелось. Папаня вспомнился…
Вот он в чём главный лакмусовый тест, через который писателя сразу же от алхимика отличаешь.)
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
И снова потекло применение приёма уже известного из части 2-й. Однако автор усложнил себе задачу и вместо двух слов на строку выдаёт столько, сколько содержал в оригинале транспарант, призыв, клич и т. п. в свою бытность повсеместной употребляемости.
Мы, со своей стороны, полностью одобряем и горячо поддерживаем творческий произвол автора в отношении лозунгов, да и прибауток тоже, набивших оскому всем жившим в эпоху советского благоденствия.
6-часть «Нормы» не только освежает память, но и придаёт материалу, использованному в ней, новый ракурс путём подмены ключевого слова «Нормальным» вкраплением.
Вот когда просто и неоднократно так и подмывает предложить автору добавки на будущие переиздания, типа:
«НОРМА — УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!
С НОРМОЙ ПО ЖИЗНИ!
НОРМА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ!
НОРМА — ЗВУЧИТ ГОРДО!»
— а отнять из данной части нечего.
Часть 6-я снова ставит недорассмотренный вопрос о праве на использование написанного до тебя. О пределах дозволенности вхождения в серую зону допустимого плагиатизма.
Оказавшись в периметре означенной зоны, каждый решает за себя, становится сам себе голова и сталкер. Вот где ты просто вынужден искать опоры в персональных понятиях моральности.
Возможно, записные ригористы усмотрят тут идейный самоплагиат из Второй части.
Ах, полноте, придиры! Лишь бы до самоедства не дошло.
Назовёмте это постмодернистской экспозицией копииста для элитарных коллекционеров «Нормы».
вверх-скок