научные            
                   труды

стр. 14

Глава 3-я: «Ёлки»

Ну, хорошо, оттягивать резину и вывод превращать в дессерт не стану, а с ходу объявлю, что глава 3-я, она же «Ёлки», собою представляет мозг, эмблематически, а вставлена для описания когда, как и какими «чернилами» заполнялась самая крупная костная полость в анатомии Петрова.

Советую учесть, также, что Петров, отличаясь ярко выраженными чертами татарина, к тому же ещё и лирический герой, второе «я» автора, и потому представляет собой ту самую «чернильницу», куда САБ вынужден макаться при случаях отмеченных в исходные постулатах нашей самообучающей разборки.

Да, речь снова о бедном ребёнке, превращённом в объект безжалостной эксплуатации. Педофилический оттенок в этом кричащем нарушении трудового законодательства маскируется, довольно беспомощно, реденькой вуалью — автор упорно называет своего 4-летнего «белого раба» по фамилии.

Петров боится пауков, сидя на унитазе, боится коридорной темноты и т. д., и т. п.

Пользуясь безответностью неустоявшейся психики 4-летнего мозга, автор туда вливает всё, что только на ум взбредёт ему, великовозрастному истязателю.

Чего ради? В попытке делать мне мозги своей псевдо-философической бредятиной, в надежде застукать момент слабинки у моей контр-гайки бдительности.

На всём протяжении с достопамятного визита к Циклопу с ватными штанами, он так и не прекратил свою бесплодную попытку. Ну, задолбал уже, в натуре!

Однако поздно, милый! Замешкался пристроиться ты в очередь вливателей, что собралась ещё в эпоху СССР. Вот где орлы-то были при корыте — монолит! Не чета гибко хребетным хлюпикам, обвившимся вокруг него же на tv1!

Всё то же и одно… и ты туда же?.. Ладно, давай, по-быстрому… Вон вишь там, где «хлеб — всему голова!», вродь как прогал ещё остался, лей, чего уж, свою хтонь, как графоман графоману, по-братски…

Всего объять не получается, поэтому, как выходцу из нижнего, иерархически, сословия не пришлось мне лицезреть сосков матери цвета запекшейся крови, не бродила она после ванны по дому. Да и ванны-то не припомню, баню мы посещали, городскую. По разным дням, но всей семьёй моих родителей.

Нудизм, как видно, прерогатива эстетствующей прослойки общества.

Прошу воздерживаться от кривых толкований, я никак не раздуватель розни по каким угодно признакам. Бытописательские вставки в бестселлеровский текст меня отнюдь не подмывают счесть со-товарища активным агитатором за кровосмесительство и заводным апельсином с пелёнок. Нет!

Его лелеяли и пестовали (как и всех) образчиками высокого искусства в книгах Михалкова, Чуковского, А. Барто и краеугольным камнем про кроху-сына, что пришёл к отцу спросить…

Откуда же нездоровый интерес к соска́м в период, когда молочные зубы уже выросли, а половая зрелость пока что не достигнута?

Как всегда, тлетворный результат общения с тупыми недорослями. Плоды тиражирования пост-НОРМАтивных недоносков, их выхода на ведущие сцены страны.

Простившись с героями Гайдара, оглядываясь по сторонам «сделать бы жизнь с кого», всё, что мой простодушный подзащитный из уральской глубинки увидел, была жесть и чернуха, выдаваемые за венец эстетизма.

Юношеский пыл честолюбивых замыслов, стремление в одну ночь покорить Париж и улицу Малышева заставили подделываться, к счастью, не во всём, под корифеев контркультуры, которые уже успели обзавестись лакированными тросточками, чеховскими бородками, но всё также пишут дерьмо про дерьмо для дерьма.

Ни что иное, как дурное влияние подвальной шпаны обернуло «Ёлки», в тихого мальчика, чей усидчивый пальчик сумел-таки дорыться и выколупнуть из глубин своего носа засохшую козявку, чтобы засунуть в рот и жевать её все 50 страниц. Метафорически.

* * *