научные            
                   труды

стр. 17

Глава 6-я: «Петров тоже не подарок»

Да будь ты хоть самым ярым лингволюбом, гурманствующим языковедом, или стихийным любителем красного словца, но более одной главы на голом экстазе не продержишься. Ну, максимум полторы.

Тут просто уже происходит упор в чисто физиологические лимиты человеческого строения.

Досадный недостаток человека или благое провидение его Творца проявлено данным ограничением возможностей?

А это уж кому когда и где как, если не станем забывать о повсеместной относительности всего, во что ни ткнись.

Итак, своею не-подарочной главой автор даёт, наконец, читателю перевести дух. Литературоведчески выражаясь, он применил контраст, чтоб как-то остудить, смягчить накал солнцестояния (зимнего, конечно, снега ж вокруг), что довело и накрутило потребителя до вздроченной обуянности. Пора спустить, вместе с прозаиком, пары.

Для контраста, в данной главе никто из героев не только не гриппует, но даже и не ковидирует (кому приятно вспоминать, как делали из него лоха? Кто старое помянет… Только вперёд! К новым нахлебаловкам…).

Вместо этого повествование скачком назад (наставники на семинарах вам объяснят суть флеш-бэка, а с флеш-роялем вы, уверен, разобрались ещё в пятом классе средней школы).

В своём заскоке в прошлое мы выясняем, что нет, не служил Петров, из-за плоскостопия не служил, зато копал мокрые грядки своей бабушки. До изнеможения и ожидающей его в будущем сутулости — лопата никого не щадит.

Но, повторяю, в целом, жизнь в годы юности Петрова представлена в мягких полутонах жаропонижающего контраста с тем, что ему ещё только предстоит в уже минувших главах.

И, в целом, здесь не найти слов и оборотов, что превращают гладкий текст в живой язык. Однако в этом есть резон, поскольку текст автора не обращён к ушам, он апеллирует к мозговым нейронам.

Отбросив взахлёбы экзальтации, САБ транспозицируется в более сдержанную тональность. Выбора нет — таково требование стоящей перед ним задачи.

Она заключена в плавном марш-броске для перехода в состояние и плоскость философского рассмотрения вопросов, что извечно стояли и стоять будут перед серьёзным, осознающим свою ответственность и роль в обществе, мыслителем, касательно людского бытия и, в частности, морали.

В чём смысл жизни? Стоит ли она затрачиваемых на неё усилий и энергоресурсов? Которая из встреч, после знакомства, подходит своим порядковым номером для оптимального вступления в половую связь? Есть ли дополнительные оправдания убийству, помимо исполнения священного долга перед отечеством?

Вот далеко не полный перечень вопросов, затронутых и поднятых для размышления главой шестой.

С возвращением в народный быт гимназий, к широким слоям публики опять дошли платоновы Диалоги, послужившие краеугольным камнем западной философской мысли (той самой, что довела нас до ИИ).

Именно в них он заложил основы диалектики и приписал её создание отсутствующему, по причине казни, Сократу.

(Безукоризненный по своей предусмотрительности ход — свалить всё на покойника, чтоб самого ни по малейшей статье не привлекли.)

Основным приёмом диалектики был и остаётся подход к вопросу с 2-х сторон, а не в одиночку. Именно пререкания этих двух и движут западную мысль по рельсам постижения. Система несколько громоздкая, но тупо — работает!

«Эй, не газуй!» — может заметить на это покупатель, успевший заглянуть в бестселлер. И действительно — во флеш-бэк Петров отправлен в одиночку, свободным от своей будущей жены и их потомка, Петрова младшего. С кем тут пререкаться?

Да, разумеется, там его занёбывают предки, однако неодолимая пропасть с позывным «отцы и дети» не оставляет места для взаимообоюдной диалектики. Грызня — не диспут.

Что делать при таких неблагоприятных вариантах?

Мировая литература полна примеров, как раз для такого случая, — чик! — раздвоение личности, и персонаж начинает спорить сам против себя.

Но не таков наш соотечественник! Он идёт своим путём и жертвует собой, для понятки и назидания. Он режет самоё себя надвое, на уже знакомого нам Петрова и его друга Серёжу. Так-то вот! Умыли тебя, литература закордонья, нашенские!

Дальнейшее канонически просто: плоскоступый Петров становится выразителем приземлённого начала, Серёжа — мятущимся в страданиях, юным Вертером, непризнанным гением, пишущим свой неоконченный роман.

Ему претит перспектива превращения в старого геморройника (что неизбежно при избранной им карьере в жизни), страшит свадьба в занюханной столовке с последующими пелёнками в коридоре, упрёками за загубленную жизнь и т. д. и пр.

Он пишет и бесконечно переписывает свой роман, в котором Петров выступает как сантехник, а не автослесарь, а заодно, как безоговорочный гомосексуалист.

(Не всякий автор рискнёт пойти на чистосердечное признание при откровенном выворачивании своих изнанок.)

Маяковский — столп советской поэтической железобетонности — тоже слагался из двух: из поэта и человека. Так и мыкались, покуда не восстал человек, и не грохнул воспевателя вертухаев.

История ходит кругами, по закону Экклезиаста.

Серёжа решил не дожидаться пелёнок и геморроя, он знал, где пахан его держит украденный пистолет…

Для удовлетворения своей латентности, он уговаривает Петрова спустить ему в рот курок, самолично вставленного туда ствола…

“Петров, конечно, виноват, но он не виноват!» — сказал бы следователь Максим Берёзкин народной судье. Однако на тот момент его слишком поглотила ловля угонщика Деточкина. Соучастие Петрова в полусамоубийстве осталось нераскрытым. Оно, как говорится, сошло ему с рук. Хотя, фактически с указательного пальца, не слишком-то ухоженного, в смысле гигиены. Впрочем, Серёжу это уже не возмущало.

Мы же предоставим решение данного коана тем из выпускников гимназий, кто знает это слово.

В заключение, остаётся лишь определиться с органом данной главы.

Это просто, если вспомнить муки переживаемые костным скелетом Петрова после огородно-садовых пыток с копкой.

Сопоставляя глубину погружения философской мысли автора с заложенным в нём же потенциалом, видим, что скромный до мозга костей, он показал тут только вершину своего айсберга, так что искомый орган — копчик.

* * *