Произведение Владимира Сорокина 'Норма' с позиций постмодернизма
стр. 2
По ходу поиска произведения с намерением прочесть, имели место непрошенные случаи столкнуться с оценками критики — комменты читателей, просвещавших друг друга, пестрели пересказом заключений со стороны дипломированных специалистов касаемо искомого, которых оказалась всего одна и та же пара (не специалистов, а мнений):
1) «Норма» произведена в стиле концептуализма;
2) «Норма» произведена в стиле постмодернизма,
обогатив собой российскую литературу.
(Попадались и более краткие определения, однако беспардонно площадная брань не вписывается в нормы научной терминологии и мировоззренческих установок автора.)
Создавшаяся ситуация требовала разобраться и уяснить, в конце концов, хотя бы для себя — что есть что, прибегая к эмоционально нейтральной критико-литературоведческой традиции изложения.
1) (что есть концептуализм)
Вопреки изначальному намерению отделаться одним только постмодернизмом для рассмотрения творения Сорокина В. Г., автор вынужден был постичь, заодно, суть концептуализма, порою задыхаясь в миазмах, испускаемых данным направлением в искусстве.
Нюхал из элементарного чувства порядочности — куда ни ткнись литкритики, которые помаститее, твердят, как заведённые, что «Норма» и концептуализм неразрывнее, чем "Ленин и партия". Конечно, цитату эту из вертухаевоспевателя они не приводили, но пафосностью — один в один (чтобы не утруждаться лишними сносками к примечаниям, тангенциально брыкнут В. Маяковский, непревзойдённо воспевавшем ментов своей поэмой «Хорошо»).
Совокупность вышеозначенных причин вынудила занюхать полный список произведений концептуализма выложенный Википедией.
А никуда не денешься, выбор довольно ограничен, когда ты уродился правдолюбом, а и к тому же самочинно произвёл себя в инди писатели...
Взятым вкратце, концептуализм, — это открытая канализация, куда кому не лень могут спускать, бросать, валить, сливать и так далее. Откровенная клоака.
Единственное отличие от реально натуральной открытой канализации, — что, тужась в своём творческом акте, концептуал обязан выдать заклинание: «Это мой вклад в искусство!» И — всё.
А после хоть раком становись под коллекционера за 20 000 долларов, как та концептутка из того же списка (Нет в жизни справедливости! Вон за прискочёванный банан 6 миллионов выложили, а тут несчастные 20 тыщ зеленью. И самое обидное, — ты от банана не услышишь: «Это мой вклад в искусство!»).
2) (что есть постмодернизм)
Термин “модернизм” дотянулся до нас из прекрасного далёка конца XIX века, когда литкритики оперились до понимания бесценной пользы бирок/ярлыков на поприще избранной ими профессии.
В те поры словом «символизм» принялись обклеивать отрицание общепризнанного, поиск непроторенных путей, радикальный пересмотр всего бывшего дотоле, использование непривычных форм, и много-много прочих т. д.
Всего одно слово-бирка избавляет от необходимости впрягаться в труд покрытия текстом 3/4 страницы как минимум. Удобно ж, правда?
На появление непривычных, необиркованных явлений литкритика отвечает родами новых терминов. — поэзию А. Рэмбо, например, которая не укладывалась под уже модную тогда бирку «символизм», определили ярлыком “модернизм внутри символизма”. Основная отличительная черта его — это ненормативная, вплоть до явной шизоидности, интерпретация вполне обыденных явлений.
Так, в стихах Артюра головки стеблистой травы трутся, в целях полового удовлетворения, между широко расставленных ног скамейки, которая сверху, и т. п.
Довольно тривиальные симптомы шизофрении, до зевоты известные любому практикующему психиатру.
(Попутно отметим, что терминологические разборки в среде литкритиков составляют неотъемлемую, большую часть их жизненной карьеры.)
Отличительная черта модернизма в прозе (по мнению большинства) — переплетение деталей материальной либо иллюзорной жизни с комментариями, возникающими по их же поводу в сознании наблюдающего/воображающего эти детали индивида. Данному течению присущ раскол повествования на множественно дробные эпизоды.
Классически общепринятым примером модернизма служит «Улисс» Дж. Джойса (долгие годы запрещавшийся, сжигавшийся, топившийся в море, затабуированный для неэлитарных слоёв населения различных англоязычных стран) с тектоническим массивом из 705 страниц текста. Роман был издан в Париже в 1921 г.
Полвека спустя, в 1973, трах по мозгам повторился книгой Т. Пинчона «Gravity’s Rainbow». Модерновый по своей тематике роман не укладывался в рамки “модернизма” из-за отсутствия раздробленно раскольнического изложения. Всего четыре части линейно развивающегося сюжета.
Но как-то и неловко было зачислять “Радугу” в ряды «классицизма», чьи представители вымерли пару сот лет тому.
Однако у литкритики уже имелась отработанная схема и готовый термин, которому, особо не парясь, они прихерячили приставку «пост-», как говориться “на готовенькое”, и отлили расхожую монету хождения в литературоведении: «постмодернизм».
Отсюда напрашиваются 3 нижеследующие вывода, что отныне:
1) если хочешь оставить след в литературе, без шизофрении в неё не суйся;
2) если для твоего труда не изобретают/переиначивают термина, значит не в полной мере ты их протрахал;
3) интересно бы таки рассмотреть, что именно не дало Сорокину покинуть рамки «постмодернизма» и вырваться на необъятные горизонты х3 чего-то свежеотлитого специально для его случая.
Засим, поясниловке конец, кто выдержал молодец…
(Девушка! Да, вы, в дверях там — не забудьте прикрыть за собой, чтоб сквозняков не напустили… ну а вас, судари мои, прошу проследовать за мною.
А вам, инди оруженосные канальи, особого приглашения надо или, что ли?
— Вперёд!)