
Заметки Известного Служителя Церкви
Метранпаж вдруг передал сигнальную страницу обратно, со словами:
– Погоди. Где письмо архиепископа? Должно было быть в Телеграфе. Где как там его?
Он повёл взглядом вокруг по своим гулким бессловесным станкам.
– Монкс, сэр? – спросил голос от наборного ящика.
– Ага. Где Монкс?
М-р Цвейт поднял свою вырезку. Пора на выход.
– Значит, я найду картинку, м-р Наннети, – сказал он, – а вы разместите на хорошем месте, я знаю.
– Монкс!
– Да, сэр.
Три месяца повтора. Хочет сперва меня осадить. Посмотрим. Разместить в августе: придётся растолковывать: месяц конной выставки. Болсбридж. Туристы съедутся.
Родитель Новостей
Он прошёл через зал наборщиков, минуя старика, сутулого, очкастого, зафартученного. Старый Монкс, родитель новостей. Сколько всего пропустил через руки за свою жизнь: извещения о смерти, реклама забегаловок, речи, бракоразводные процессы, выловленные утопленники. Теперь его строка-верёвочка вьётся всё ближе к концу. Трезв, серьёзен, малость отложено в сберегательном банке, по-моему. Жена хорошая кухарка и уборщица. Дочка выстукивает на машинке в приёмной. Неказиста, но дело знает.
Магия Превращений
По пути он приостановился наблюдая, как наборщик аккуратно раскладывает шрифт. Сперва вычитывает задом-наперед. Ловко у него выходит. Тут нужна набитая рука. мангиД. киртаП. Бедный папа читал свой талмуд задом-наперёд, проводя пальцем, чтобы я следил. Исход. Год спустя в Ерусалиме. Милый, О, милый! Вся эта долгая история, что вывела нас из земли египетской в дом рабства – аллелуя. ШЕМА ИЗРАЕЛ АДОНАИ ЭЛОХЕНУ. Нет, это другая. Потом двенадцать братьев, сыны Иакова. А ещё ягнёнок и кот, и пёс, и палка, и вода, и мясник, потом ангел смерти убивает мясника, и убивает быка, и пёс убивает кота. Звучит малость глупо, покуда не вникнешь, как следует. Это означает справедливость, но получается, что все пожирают друг друга. Из чего, в общем-то, и состоит жизнь. До чего ловко он их раскладывает. Практика создаёт виртуозов. Пальцы словно сами видят.
М-р Цвейт вышел из гремящего шума по галерее на площадку. А теперь? Съездить к нему трамваем? Лучше сперва позвонить. Номер? Такой же, как у дома Цитрона. Двадцать восемь. Двадцать восемь и две четверки.
И Снова О Мыле
Он шёл вниз по лестнице. Кой чёрт исчеркал тут все стены спичками? Как будто на спор. И в этих типографиях воздух всегда такой спёртый, жирный. Тепловатый клейстер у Томса по соседству, когда я заходил.
Он достал свой носовой платок высморкаться. Лимоном? Ах, да я ж туда мыло. Переложу из этого кармана. Засунув платок обратно, он вытащил мыло и перепрятал, застегнул в заднем кармане брюк.
Какие у твоей жены духи. Я ещё мог бы зайти домой: трамвай: забыл что-то. Увидеть, как наряжается. Нет. Сам знаешь. Нет.
Резкий всплеск хохота донёсся из конторы Вечернего Телеграфа. Знаю кто. А что такого? Заскочил на минутку позвонить. Нед Ламберт, вот кто.
Он неслышно вошёл.