Пир в тенёчке Чёрного-Сада
(Заметки на манжетах и соединительных фланцах инфраструктуры серого вещества, с элементами уплыва сознания)
2
Просто в эту дверь ещё и дотолпиться надо, что не так-то просто. Помимо стойкого терпения, необходимого в любой толкучке, потребуется немалый запас огнеупорной прочности под жаром солнца.
Толпа, как водится в любой подобной ассамблее, издаёт шум, обильный и многообразный. Каждый присутствующий не жалеет сил, обращаясь к своему собеседнику или с кем уж там спор случился. Вот и орёт, чтобы слышнее быть в общем кричалове. Элементарная вежливость.
Солнце, по центру выжженной пустыни неба, раскалилось в белую косматость. Выдержать зной помогают самоуговоры, что терпеть осталось пару метров, а там начнётся тень от левого из лестниц-полумесяцев (развёрнутого в прощальную лунную фазу), но только туда, в спасительную тень, ещё и достояться надо.
А внутри, за дверью, чьи обе створки распахнуты настежь, полный рай и глубокий сумрак, поскольку в этом районе города свет отключен на 2 часа согласно веерному графику, который плюс к тому ещё и плавающий.
На график нечего пенять, не виноватый он, что вокруг блокада, до одноплеменной державы 50 км «буферной» территории, а в руках осаждающих не только километры, но и рубильники ЛЭПов. Скажи спасибо, что есть ГЭС, чьей мощности на город с деревнями не хватает, но таки имеется, и ты не обесточен окончательно. И у тебя прекрасная возможность тренировать память, ежедневно, на скачуще-плывуче-веерном графике подачи тока тебе на дом. Пару часов чувствуй, что и ты цивилизованный. Можешь пылесос включить или холодильн... — нет, это была плохая шутка, беру обратно.
То есть масштабнее начинаешь мыслить и, с опорой на логистику, соображаешь, в каком районе города и в какое время на чай зря не рассчитывай. Но жить захочешь – втянешься не возлагать надежды ни на чай, ни на электричество. Просто надо график знать не только своего района, но и куда ты собираешься в гости или по делу. А теперь, с учётом несовпадений, живи дальше, раз уж втянулся, и неохота завязать с въевшейся привычкой.
Если внимательно вдуматься, то попадание в блокаду полезно с разных точек зрения. Например, она, блокада, крайне благотворно развивает практическую сметку и здравый смысл. Особенно в быту. А в прочих смыслах я даже без блокады впереди планеты всей. Порою вынужден и тормозить, пока она довертится до моего уровня на своей орбите. Бывает и такое, да...
Чем ближе к двери, тем толпа плотнее, ощутимо. Но на то она и толпа. Однако проявляет цивилизованную сдержанность, хотя порог и сумрак по ту сторону охраняет, всего лишь смотрящий.
Крепыш-регулировщик, в чёрной рубахе и штанах ресторанной униформы, довольно регулярно утешает ближний к нему, совсем уже сплочённый край толпы:
– Ай, люди! Потерпите. Через пять минут зайдёте.
Лицо добродушно круглое, на голове волосы после машинной стрижки. Почти под корень, но не для отвода глаз — лысины пока что не предвидится, так что маскировать нечего.
А эта должность, кстати, важна и ответственна, от регулировщика многое зависит. Вот взять хотя бы ту кинохронику, а? Конечно, припомнить далеко не каждому под силу, снималось-то аж в 1945-м, посреди развалин Берлина, разбитого в последней массовой бойне той войны.
Однако Пинчон как пить дать видел, а затем неоднократно прокручивал те кадры, мысленно, перед внутренним взором, пылая творческим экстазом, когда вставлял их в свою «Радугу».
И я тоже их видел, отдельно от него, и опознал в его работе ту рядовую регулировщицу с карабином за спиной.
Ремень карабина, наискось от плеча, плотно вжал гимнастёрку между спелых грудей, обтянутых тканью весом оружия. 1945-й, Советская девушка дошла до вражьего логова, в юбке и сапогах, и теперь деловито машет флажками, направляя движения транспорта среди развалин, уж ей-то лучше знать куда.
Лицо регулировщицы строгое, она при исполнении, а на неё тут кинокамерой стрекочут, а и к тому же замполит полка тоже здесь, за кадром…
Конечно Томас не мог пройти мимо такой фактуры для своего романа (а кто бы удержался?), он падок на подобные детали. Да, это метод у него такой — насмотреться хроники из времен и стран, где происходит действие, и заполнять затем сюжет деталями. И это у него здоровски выходит. Достойный писатель… Ну, а в личном плане все мы одинаковы.
Из глубин сумеречного зала всплывают поевшие. Нестройно, вразнобой утирают губы ладонями. Их немного, человек 5-6. В глазах что-то типа растерянности, недовольство неопределённостью, которая возникает, когда цель достигнута, а дальнейшие планы как-то ещё пока не обозначились. Но в ту тему переживать не стоит, такое состояние ненадолго.
И точно! Вот уж и цель нарисовалась. Зверь на ловца... Сразу за порогом им предстоит притиснуться сквозь наше сплочённое ожидание, сквозь устремлённые навстречу взгляды, а уж потом, вызволившись из толпы, решать — куда, зачем, и с какой крейсерской скоростью.
Крепыш, движением лап медведя из мультика, регулировочно отсчитывает (без всяких флажков) порцию дождавшихся на смену вышедшим:
– Ай, люди! Потерпите. Через пять минут…