Пир в тенёчке Чёрного-Сада

(Заметки на манжетах и соединительных фланцах инфраструктуры серого вещества, с элементами уплыва сознания)

13

После сладкого особо засиживаться незачем. Подошедшая официантка споро перегребает недоеденный малявками коркут в одну тарелку. Столовая открыта до четырёх — корм не залежится.

Поднявшись, ухватываю свой поднос и отношу его в предыдущий, глубже затемнённый, зал. С приближением к столу-перевалке, подвергся нападению. Из мрака выскочила официантка в маскировочно чёрном. Преградив путь, она вцепилась в мою ношу с другого конца.

— Это моя работа! — заголосила гоп-стопница тоном орущей «Караул!»

Жирный проблеск золотой цепочки на миг прорезал тьму вкруг шеи нападающей.

Нет, не люблю я эти рыжие побрякушки. И тёмные очки, воздетые на темечко вместо ободка, тоже не люблю. Особенно с наступлением темноты. Прекрасно понимаю, что против моды не попрёшь, но эта сс… слишком тормознутая, лет уже двадцать держится. Зажилась. Хотя ношение ошейника из «благородного» металла и вовсе из разряда бессмертного кащейства.

Наверняка же холку трёт, но терпят — ради престижа, как символ принадлежности к зажиточным слоям. Мне попадался землекоп с перстнем на мизинце, зажиточный, наверное.

И вот ведь, как ни бьёт их жизнь, всегда придумают, чем себя ещё помучить, эти жертвы моды. Мазохисты-самоистязатели. Ведь натирает, а не признаются, терпят, типа «мы благородное сословие, у нас и кровь голубая, и холка лужёная». Но я-то ж знаю, мне вон, на стройке, даже обручальное кольцо мешало...

А и что я могу поделать, если до сих пор не научился отказывать женщинам? Отпустил, конечно, свой край подноса. И зашагал между стоек раздатки на выход, где, спиной ко мне, лицом к толпе, стоял добрый регулировщик. Я его по причёске опознал.

Всё ближе гул и неумолчный шум, сейчас придётся окунуться, продираться, но губы я не стал вытирать. И вовсе не потому, что нет при мне платка или салфетки — хотя их у меня и вправду нет — а просто с детства меня учили скрывать свою некультурность.

Детские привычки, как правило, неизгладимы, хотя давно уже не разобрать, даже и вдумавшись, культура в чём вообще, а в чём нет. Старею, наверное, раньше-то я, бывало, культурную херню как орешки щёлкал.

Весь внутренне собравшись, прикидываю, как правильней вести себя в толпе некормленых. Проложить курс по линии наименьшего сопротивления в столпотворении — с такой задачей навигации не всякий лоцман справится.

Но вот уже плотность и напор прилива заметно убывают и, наконец-то, — уфф! – закончилась толпа. Впереди раскинулось море бескрайне слепящего света и неукротимого зноя. Хорошо хоть очки на мне, тёмные.

Опаньки! А вот и Зелёный халат из толпы выплывает, круто мы с ним засинхронизировались! Впереди полный штиль в брусчатке между газонов. Попутного ветра в тугие паруса ждать бесполезно. А и обойдусь. В смысле, дорожка здесь под уклон, шаркаешь, не напрягаясь, без натужного скрипа вёсел в уключинах.

Хотя, конечно, насчёт «шарканья» тут просто для красного словца, покуда что нет, ног не волочу. Тем более только-только что пообедал. В первый и последний раз. Моё прощальное танго по залам благотворительной столовой.

Каждому надлежит исполнять назначенное судьбою. Президо-премьерами — думать о благе народном, а мне — составлять отчёт для грядущих поколений. Которым интересно будет… когда будет… если будет вообще.

В любом случае дальше столуйтесь уже без меня, впечатлений по горло, есть с чем исполнять свой писательский долг. Самовозложенный. А куда денешься, коль на роду написано графоманом стать?

На смену привычному в такое время дня сосанию под ложечкой явилась ленивая сытость. Часа на два. «Парк-Отель» остаётся за кормой. Кстати, это у меня второй визит в его архитектуру. Хотя про бумажку от ОРЗ уже, возможно, вспоминал. Все яркие события память хранит бережно, у нас динозавров так она устроена.

Солнце даже сквозь очки заставляет жмуриться.

А ведь не обманул меня Никитушка Хрущёв, насчёт светлого будущего. «Нам жить при коммунизме!»

И я ему поверил, да, первая учительница сказала, что так и будет. Серафима Сергеевна.

«Каждому – по потребности!» Ты проголодался? Заходи в столовую — и ешь, бесплатно. Деньги не нужны, коммунизм вокруг.

Хотя, конечно, в 20 лет мы чуть-чуть не уложились, на каких-нибудь… Блин, и тут в арифметику впрягайся… значит, 2023 – 1961 будет сперва 40, потом ещё отнять 22…

Аххренеть! Это я ещё такой молодой? Мне ж при коммунизме 47 должно было стукнуть, я в первом классе на промокашке вычислял… Ладно, лучше позже, чем никогда.

Но хлеб отменно вкусный был. И арбуз сочный такой, сладкий. И красный, а не розовый, как в овощных будках, хотя там тоже сладкий попадается, через раз… если на роду написано…

Да, прости-прощай, «Парк-Отель», ноги моей в тебе уже не будет, дозу получил. А не пойти просто нельзя было. Писатель не может творить с опорой на одну визуальность из кинохроники и фоток в соцсетях.

В конце концов, я же не Пинчон. Сходил, прочувствовал живьём — и можно за работу, пока геноцид и дистрофия финальную точку не поставили.