Да, жизнь катилась по всё тем же рельсам — были и баня, и пляж, и вызовы Двойки, и я везде исполнял свою накатанную роль, но как-то уже от всего отделился: и от жизни такой, и от своей роли в ней.
Я стал вроде как тот мужик, что приопёрся на оградку детской площадки и то ли смотрит, то ли нет, на детвору, что копошится в песочнице.
Все они там, в том песочке, и Двойка, и руководители с подсобниками, и сам я, со своей ролью, но меня вся эта возня, в общем, как-то уже не цепляет…
~ ~ ~
Весной Двойка предложил смотаться в Нежин, тряхнуть стариной в Общаге. Точно помню, что это был четверг, мой банный день и, наверное, канун праздника — посреди рабочей недели он бы меня не выдернул.
Так что, я прихватил полотенце, смену нижнего и поехал в Нежин, потому что хотя парной в Общаге нет, но душ имеется.
В вестибюле сидела вахтёрша тётя Дина, которая ни капли не изменилась и меня, конечно же, не пропустила. Я попросил мимоходного студента зайти в комнату, где, как условлено, меня уже дожидался Двойка и сообщить ему о накладке.
Парень ушёл наверх, а на меня нагрянуло открытие.
В вестибюль, из коридора общаги, вышла молоденькая студенточка, в мятом халатике и с недовольно сонным лицом. На меня она и не взглянула даже — мало ли их тут торчит, а просто подошла к окну неподалёку.
Я ждал Двойку или записку — в какое окно первого этажа мне влезть, с обратной стороны общаги, и совершенно не был готов, что моё тело, без всякого приказа с моей стороны, и без разрешения даже, вдруг, ни с того ни с сего, забросит правую руку за голову, высоко вскинув локоть.
Что творит! Как его повело от неприметной девули, с лицом из недовымешанного теста. Или это её халатик так меня кувыркнул?
В любом случае — возмутительно и, главное, абсолютно без спросу! Это тело в конец оборзело! Лично я не планировал никаких телодвижений!
А причина бунта на корабле, в паре метров от меня, отрешённо уставилась на совершенно пустынный пейзаж из двухэтажного здания столовой, за серым стеклом окна. Шокирующее открытие…
Посланец вернулся сообщить, что дверь указанной комнаты заперта. Двойка явно уже начал тряхать стариной в новой волне покладистых….
Я вышел из общежития. Успеть в Конотоп до закрытия бани не получалось. Но это же четверг! Ладно, в Графском Парке есть озеро.
И я направился туда кратчайшим путём.
Навстречу, из парка, шла группа парней-студентов в спортивках и кедах, приближаясь к Общаге. Они свернули к трубе, с которой Фёдор и Яков когда-то плюхались в воду, и стали по очереди переходить на противоположную сторону, давно уже высохшего и заросшего травою, рва.
Надо же! Похоже, это превратилось тут в студенческую традицию.
Ну и что? Барабанить себя в грудь? Орать: «Это я! Я — легенда! Это с меня пошло!»?
Я с грусть углубился в парк под вековые Вязы, но не к широкой части озера, а к затоке с чёрной водой, у зарослей в пустынной его части. Там я разделся догола и вошёл в воду.
Намылившись полностью, я швырнул мыло на берег и потёр тело, в пределах досягаемости, руками. Затем я ещё малость побарахтался, проворачиваясь винтом, перед тем, как нырнуть к берегу.
Белые разводы пены покрыли мелкую чёрную рябь… Рождение Афродиты… Грёбаная Русалочка… Думал я растираясь полотенцем.
Нет, я не извращенец. Оно, как-то всё само собой так выходит, а потом просто катится… поступательно-вращательным образом, по спиралевидной траектории…
~ ~ ~
Но это всё ещё цветочки, по сравнению с тихим ужасом «Сизифовых Покруток».
По своей гадостности, такие СП соизмеримы с неугасимой лампочкой над головой — напоминать, что ты прикрыт в дурдоме, только направленности у них другая, не из снаружи.
По ходу такой сизифщины, попадаешь в действительность, которая реально уже с тобой случалась, а с учётом повторяемости этих прокруток, возможно, и не однажды.
Состояние, во всяком случае, всегда одно и то же, неизбывное как невесомость на орбите — тебя плющит тоскливый страх и позывы расплакаться, да только нечем, как из насухо выдавленного тюбика; и теперь кружишь среди вязкой необходимости прожить заново некий отрезок своей жизни, который наивно считал напрочь пройденным, но не тут-то было!
Вокруг — течение всё той же, но уже ставшей тебе чуждой, жизни, потому что ты не тот прежний «я». Поседелым, морщинистым недорослем, слоняешься в знакомых лабиринтах студобщаги и аудиторий, чтобы получить и нахер никому не нужный диплом, но ты должен, не оставаться же на ещё один круг Прокрутки…
Или же, вот как сейчас, сидишь на твёрдо-коричневом табурете, увязшем в линоле, цвета болотных кочек, между фанерных стен, под трубками ламп дневного света, врастая спиною в железо друхЪярусной койки, а вокруг ни одного знакомого лица — твои кореша давно ушли на дембель, а эти тут затем лишь, чтоб раскрутить меня на следующий уровень сизифщины, и очень важно не загреметь в дисбат…
— Карочи, вашу распротак, дорогуши в хэбушах, сёдни у нас буит полит-бля-занятие по теме Карпаративный Имперлизм. Секёте, х’сосы?
— Так точ! Тарщ! Пад! Пал-коник!
— Да, хуй вы чё врубились, патамушта и слов таких ни знаити. Хатя всё, в натуре, просто, как типа после второй ходки, када уж понял жизни абман. Токо мне щас делать нехуй вот и растолкую, на гражданке вспомните, так ищо спасиба скажите.
Вы тута вон повылуплялися и думаити, ладно, транди, полкан, транди… вы ж думаити — если кому-то, эби-о-бля, ещё осталось чем — что всё идёт само сабой, как попадя и не по понятиям, так тутта хер вы угадали, как и всегда.
Патамушта всё каким-то боком, за что-то-нибудь, да и цепляется, а если ты не догоняишь што па чём и нахера оно во всей этой хуйне, то для таких долбоёбов и есть политзанятия в этой, эби-о-бля, армии…
Эй ты, с наглой рожей! Сидишь там, у последнего кубрика. С какого призыва? 73? Сумы? Хохлы, эби-о-бля… Вы ж думаити, 73-й — то ващще болидом ебанутый нахер год, патамушта меня в армию загребли, а не врубаешься, шо за бугром в таком же вот, 73-м, тиснули роман Томаса Пинчона, про Радугу Гравитации. Вы ж тут, долбоёбы, и слов таких не знаете, а там уже тиснули.
Карочи, основная тема тематики Томаса, он же Пинчон, это — Они. Бессмертные, невидимые, потусторонние, и никада не проигрывают. Вот и всё, что сообщил про Них, на паштишта 8-сот страницах, но шоб вы, распиздяи, знали, книжка вышла за всю хуйню, читаишь без отрыва, пиздец охуенный и ващще ебать мой хуй, карочи…
Кто там вякнул «забугорный пиздобол-параноик»? «На полы» захотел залететь по самый дембель? Если кто-та могёт нападобие Пинчона, так ты на него бочку не кати, а присмотрись и сделай умозаключение. Блядь, опять вам непонятное слово...
И на чём только этот эби-о-бля Томас ващще тащится? Ну хотелося же б знать, просто. И главный вывод, куда он подводит, шо если кто с нашей, алкашной 1/6-й, хочит за бугор податься, так буит в полном бля пролёте. Патамушта: хули толку?
Там же ж тоже те же невидимки банкуют, непобедимые. Они давно уж лозунг киданули: «Потусторонние всех стран — глобализуйтесь!»… ты Пинчона-то повнимательней читай, а не только про дегенеративные эксцессы…
— Товарищ, подполковник, а что такое «эксцессы»?
— Ни х’себе! Ты эби-о-бля ещё тут?! Дежурный по роте! Отведи на губу долбоёба!
~ ~ ~
Леночка поступила в швейное училище в Сумах, и уехала туда учиться. Мне не оставалось оправданий и дальше жить на Декабристов 13.
Я нашёл другое жильё, на другой окраине Конотопа, поближе к заводу «Мотордеталь».
Это была летняя кухонка, площадью 2 х 3 метра с низким потолком, во дворе хаты, чья хозяйка работала на водоочистных сооружениях, где я однажды вёл кладку отдельных мест.
Кирпичная плита оставляла место лишь для койки и стола под окном, но мне хватало.
Там я только спал да читал книги на Немецком с Немецко-Русским словарём медицинских терминов, потому что другого в книжном магазине на улице Ленина не нашлось.
Квартплата составляла всего 15 руб., но тем не менее, я окончательно прекратил рассылать, и без того уже ставшие нерегулярными, переводы алиментов в обе стороны.
Углубление в Немецкий понадобилось мне, чтоб разобраться, наконец, с этим Фрейдом.
Как шизофреник со стажем и достаточным запасом опыта полевых исследований, я не видел резона в его тормознутости на символизме из половых органов.
Ну да, для кого-то сигара смахивает на член, и, продолжая логическую цепочку, в пепельнице ему мерещится влагалище.
(Хотя моё скромное мнение всегда считало самой близкой копией затронутого органа — бутон розы, если смотришь под правильным ракурсом. Но прекословить не стану — наипервейшее из неотъемлемых людских прав: видеть то, что видится.)
Однако кушеточный психоанализ давно уж стал шаблоном наезженного лохотрона.
А ещё, на той же кухонке, во мне окончательно утвердился давно возникший план, что мне пора покинуть Конотоп.
вверх-скок
(…я окончательно понял, что Фрейд, по сути своей, сказочник, как Ганс Христиан Андерсен, просто у них словарный запас не совпадает.
Он, который Зигмунд, королевство сознания разделяет начетверо (исполать тебе, Фрейдушка, уже какой-то шаг вперёд от триад Гегеля): на герцогство Сознание, баронетство Подсознание, графство Эго и маркизетство Супер-Эго.
Красота! Чудо! Что за чудо эти сказки, сколько в них поэзии!..
И пошёл жонглировать этими четырьмя погремушками. И пошёл! И пошёл!
Каждый имеет право на персональную научную теорию, но теории проверяются практическими результатами. Пользуясь своею, Фрейд исцелил 12 % доставшихся ему пациентов. Возможно, это они сами по себе выздоровели, но отдадим их Фрейду за его заслугу — он предложил хоть что-то, когда на эту тему было пусто и голó.
К тому же, он по сю пору вдохновляет массу художников малевать натюрмортные винегреты из фаллосов и вагин…)