А летом открылось мне, что есть Игра с большой буквы.
Откровение явилось на футбольном матче заводской и приезжей команд, на стадионе «Авангард» в городском парке отдыха. Событие привлекло штук двадцать таких же ломтей отрезанных, как и я, которым делать нех… то есть… не нашли приложения заложенным в них потенциалам. И пары полторы случайно забредших алкашей.
Ну, всё как обычно — команды трусцой выбегают встать кружком по центру поля, пожатия рук, судья, монетка киданута, все дела. Свисток.
Начали играть. Типа как. А на что рассчитывал? Заводские команды, им профком купил трусы и гетры, но никакой прикид не скроет факта, что мужикам давно за тридцать. Если кто-то лет пятнадцать тому и ходил в ДЮСШ на секцию по волейболу, то вот и вся их подготовка.
А поле здоровенное, стандартное поле для футбола. Покуда бедолага дотелипает из конца в конец — уже и смотреть жалко, как у него язык через плечо свисает вдоль хребта. До самого, до кобчика.
Однако раз пришёл на матч — сижу, какая разница, если всё равно делать нех… ну да, да… Сиди, смотри и не вякай.
~ ~ ~
Но только вдруг высокие Тополя — в плотном ряду за пустой противоположной трибуной — шелестнули и зашевелились. Словно по ним пробежал выдох великана-невидимки...
Однако всё это уже неважно стало, потому что на поле, нежданно, такая Игра развернулась, от которой весь в напряжении вперёд подаёшься, хватаешься за брус скамьи, как будто он ягнёнок, а ты беркут, и только головою водишь, чтобы из поля зрения не упустить мяч, что заметался вдруг из края в край — летает, рассекая воздух, как белое ядро, а ему не дают даже земли коснуться...
Полузащитник взмыл вверх на полметра выше собственного роста и головой отправляет мяч на правый край нападающему, а тот — в одно касание — шлёт его в центр поля.
Центральный нападающий ловко приняв пас, перебрасывает мяч через защитника, легко его обходит и — пушечный удар!..
Не понять откуда и как подоспевший крайний левый защитник подпрыгивает, отбивает мяч грудью далеко за круг центральной линии, где тут же завязывается борьба…
Мы сидим как околдованные, отслеживаем рикошеты мяча от ударов ногой, головой, грудью…
Это не они игру играют, это игра играет ими. Это — Игра.
Наконец, даже алкашам дошло, что происходит нечто небывалое — они взревели, засвистали, как взбушевавшиеся трибуны, заполненные сотнями тысяч фанатов…
Возможно, тем и спугнули невидимку. Игроки, один за другим, стали выдыхаться и сникать, скоро они просто трусили по полю, изливая пот сквозь мокрые футболки…
. .. .
Я не слишком большой знаток футбола, но убеждён отныне в существовании истинной Игры.
~ ~ ~
Причиной моей молчаливости стало то, что я прикусил язык…
Сначала я предоставлял ему полную свободу слова, какую только пожелает, но месяц спустя после устройства на работу, в строительном цеху состоялось общее собрание, где присутствовал представитель Заводоуправления.
В нём с первого взгляда чувствовалась порода — племенной руководитель. Такую особь не получается представить ребёнком с шариком, или юнцом, озабоченным своими прыщами. Нет. Он из утробы матери таким и вышел — полулысый, в очках, с мягким брюшком и холёной чинностью…
В своей речи перед собравшимися, представитель обрисовал задачи, стоящие перед нами на данный, наиболее ответственный момент Ускорения. Каждый должен трудиться, не покладая рук, мы, рабочие, — на строительных площадках, а они, руководство, — на своих постах, направляя наши усилия и деятельность для достижения поставленных задач.
Речь отзвучала, и председательствующий спросил, найдутся ли какие-то вопросы. Я поднял руку.
(...так не принято — по негласным правилам, вопрос про вопросы должен закрывать собрание. Однако я поднял руку, потому что он меня в натуре вывел, этот соловушка из заводоуправления…)
. .. .
Я попросил объяснить разницу между деятельностью «экономической» и «хозяйственной», о которых нам тут только что столько рассказано. Мне, правда, интересно. Спасибо.
Представитель заводоуправление шепнул что-то председательствующему, и тот закрыл собрание. Присутствующие с облегчением разошлись по домам.
Через пару дней хлопец из пригородного села Бочки, который приезжал на работу мотоциклом, зашёл в бытовку держа свой круглый шлем под мышкой, как космонавт на пусковой площадке, и объявил о своём намерении сменить замок в шкафчике, потому что вокруг развелись шизофреники.
Сообщение не адресовалось кому-либо конкретно, однако ширь бытовки стихла, разом застопорились переодевания и взаимообмен утренними подначками, мужики как по команде пооборачивались ко мне. Типа в ожидании, сам знайиш.
Вот поэтому я и прикусил язык.
(...невозможно брыкаться против настолько мощных рычагов с их арсеналом негласных правил, уклончивого вездесущия и выдающихся педагогических способностей — даже дебилу из Бочек они сумели разъяснить термин «шизофрения»...)
~ ~ ~
— Ты был в Ромнах?
Здесь в помывочном зале Конотопской бани, заполненной клубами пара, шумом рвущихся из кранов струй воды, звяком тазиков о каменный верх столов ниже пояса, каждый из нас смахивает на «безвозвратно свободного» с Площадки пятого отделения областной психиатрической больницы.
— В Ромнах я был, но вас не помню.
Ухх! Меня и самого аж восхитила безукоризненность поэтического размера прозвучавшеео в ответе.
Ближайшие соседи перестали втирать мыло в свои мочалки, придвигаясь ближе и навостряя уши — у Конотопчан врождённая склонность к высокой поэзии.
Я продолжал всматриваться в обратившегося ко мне. Всплыли всхлипы баяна на вечерней Площадке... темнеет… скоро подниматься на ночлег… эти глаза… те же глаза, только уже без сизоватого отлива поверх радужки…
— Володя!
Соседи отпрянули, некоторые подхватили свои тазики и двинулись к столикам подальше. Обожаю деликатность Конотопчан, они не вмешиваются в общение посторонних...
Как мог я сразу не узнать его? Один из партнёров по нашей триаде, делившей, впоперёк, две сдвинутые одна к другой койки.
Он застенчиво улыбается. Отсутствие той характерной поволоки в глазах чуть сбило меня поначалу…
(...этот отлив не стеклоглазость, он потусклее. Позднее, такую же точно сталисто-сизую пелену я видел в глазах людей Азербайджанской деревни Кркчян, когда они меня поймали, как Армянского шпиона, на склоне тумба, хотя я просто собирал ежевику, она же мош, она же ожина, по случаю воскресенья.
Я тогда Вовку-десантника вспоминал и того толстячка-электрика, в вагончике на колёсах, на 100-квартирном.
Там кто-то хлеб не доел и на столе оставил. Краюха газетой обёрнута. Газету потом выбросили, а хлеб так на столе и валялся. Все, ту краюху, с краю на край перекладывали, когда обедали или забить "козла" садились…
На третий день я устал смотреть, как люди мучаются, окно приоткрыл и выбросил в траву, подумал, может собака бродячая подвернётся. И тут они на меня оторвались по полной. Электрик, что постоянно мне улыбался, по-подхалимски так, и Вовка-десантник, который полгода уже в нашей бригаде работал и всё старался меня в кладке обогнать, как я когда-то Григория Григорьевича.
А на меня ступор нашёл, стою и смотрю на их орущие рты. Дуэтом... Нет, хором. Со всеми своими замполитами и телекомментаторами про святость хлеба, даже если его никто уж и есть не захочет. А какая в нём святость через три дня?
Вот и стою, проникаюсь пониманием, почему на Украинском «ругаться» будет — «лаять». Да, страшно тоже было, был страх, да, но ещё больше тоски. Тоскливо очень. Зачем нам этот массовый психоз? Мы же все свои — люди мы.
Ну и что, что я по-Азербайджански не понимаю? Те ягоды, что я на тумбе собирал, они же через полмесяца сами усохнут. Кто нас разделил этим психозом? Зачем? Превращены в орудие убийства людей людьми. Национальная несовместимость? Хер там, вон в Москве соплеменники обеих сторон, что тут друг друга режут, по ресторанам сидят совместно, друг за друга тосты подымают. И мы бы так могли, если б не разделили нас.
А разделителю зачем? Ещё рядок ёбаных нулей на счёту в банке? Если бы можно было заново путь выбирать, я бы опять свернул на стезю шизика, но только бы не превратиться в нулеёба.
Странно, конечно, но тоски больше, чем страха. Хотя, конечно, Глуща объяснял, что потом как-то уж и не доходит, что тебя месят.
Нет, не хочу я в Гималаи, отпустите меня в Сингапур. Тамошний президент из народного достояния персональных заповедников не делает, в цари себя не назначает, родственникам должности не раздаёт... По слухам...)
(...пять минут — разве этого мало? Болельщики прославленных клубов, может, и больше повидали, однако по крупицам, не подряд, бедные гомеопаты.
Да, та Игра минула, растворилась, умчала прочь, как торопливый порыв ветра, как всплеск бисерной капельки счастья, но она была, и до сих пор меня восхищает...)