А летом открылось мне, что есть Игра с большой буквы. Откровение явилось на футбольном матче заводской и приезжей команд, на стадионе "Авангард", в городском парке отдыха. Событие привлекло штук двадцать таких же ломтей отрезанных, как и я, которым делать не… то есть… не нашли приложения заложенным в них потенциалам. И полторы пары случайных алкашей тоже забрели.
Ну как обычно всё: команды трусцой выбегают в центр поля, пожатия рук, судья, монетка киданута, все дела. Начали играть. Типа как. А на что рассчитывал? Заводские команды, им профком купил трусы и гетры, но никакой прикид не скроет факта, что мужикам давно за тридцать. Если кто-то лет пятнадцать тому и ходил в ДЮСШ на секцию по волейболу то, вот и вся их подготовка.
А поле здоровенное, стандартное поле для футбола. Покуда бедолага дотелипает из конца в конец, то уже и смотреть жалко, как у него язык, через плечо, вдоль хребта висит, до кобчика.
Но раз пришёл на матч — сижу, какая разница, если всё равно делать не… ну да, да… Сиди, смотри и не вякай.
~ ~ ~
Только вдруг, высокие Тополя — в плотном ряду за пустой противоположной трибуной — шелестнули и зашевелились. Словно по ним пробежал выдох великана-невидимки...
Но всё это уже неважно стало, потому что на поле, нежданно, такая Игра развернулась, от которой весь в напряжении вперёд подаёшься, хватаешься за брус скамьи, как будто он ягнёнок, а ты беркут, и только головою водишь, чтоб уследить за мячом, что заметался вдруг по всему полю — летает, рассекая воздух, как белое ядро, которому не дают даже земли коснуться.
Полузащитник взмывает вверх на полметра выше собственного роста и головой отправляет мяч на правый край нападающему, а тот, в одно касание, переправляет мяч в центр.
Центральный нападающий ловко принимает пас, перебрасывает мяч через защитника, легко его обходит и — пушечный удар!
Неизвестно откуда и как подоспевший левый полузащитник подпрыгивает, отбивает мяч грудью далеко к центру поля, где тут же завязывается борьба…
Мы сидим как околдованные, отслеживаем рикошеты мяча от ударов ногой, головой, грудью…
Это не они игру играют, это игра играет ими. Это — Игра.
Наконец, даже алкашам дошло, что творится нечто небывалое, и они взревели и засвистали, как бушующие трибуны из сотен тысяч зрителей…
Возможно, тем и спугнули невидимку. Игроки, один за другим, стали выдыхаться и сникать, скоро они просто трусили по полю, поливая его потом, стекающим с их футболок…
Я не слишком большой знаток футбола, но теперь убеждён — есть настоящая Игра.
(...пять минут Игры, разве этого мало? Фанаты прославленных клубов, может, и больше видали, но по крупицам, не подряд, бедные гомеопаты.
Да, та Игра минула, растворилась, умчала прочь, как торопливый порыв ветра, как всплеск бисерной капельки счастья, но она была, и до сих пор меня восхищает...)
~ ~ ~
Причиной моей молчаливости стало то, что я прикусил язык…
Сначала, я позволял ему всю свободу слова, какую пожелает, но через месяц после поступления на работу, в строительном цеху состоялось общее собрание, с участием представителя Заводоуправления.
В представителе, с первого взгляда, чувствовалась порода: племенной руководитель. Такую особь не получается представить ребёнком с шариком, или юнцом, озабоченным своими прыщами. Нет. Он из утробы матери таким и вышел — полулысый, в очках, с мягким брюшком и холёной степенностью…
В своей речи перед собравшимися, он обрисовал задачи, стоящие перед нами на данный, самый ответственный, момент Ускорения. Каждый должен работать, не покладая рук, мы, рабочие, на строительных площадках, а они, руководство, на своих постах, направляя наши усилия и деятельность для достижения поставленных задач.
Он закончил, и председательствующий спросил, есть ли вопросы. Я поднял руку.
(...так не принято — по негласным правилам, вопрос про вопросы должен закрывать собрание. Однако я поднял руку, потому что он меня в натуре вывел, этот соловушка из заводоуправления...)
Я попросил объяснить разницу между «экономической» и «хозяйственной» деятельностью, о которых он нам только что столько рассказывал. Мне, правда, интересно. Спасибо.
Представитель заводоуправление что-то шепнул председательствующему, и тот закрыл собрание. Участники с облегчение поспешили по домам.
Через пару дней, хлопец из села Бочки, который приезжал на работу мотоциклом, зашёл в бытовку со своим круглым шлемом подмышкой, как космонавт на пусковой площадке, и объявил о своём намерении сменить замок в шкафчике, потому что тут развелись шизофреники.
Он не обращался к кому-либо конкретно, но широкая бытовка стихла, мужики прекратили переодевание и обмен утренними подначками, и обернулись ко мне типа как бы в ожидании, сам знайиш.
Вот поэтому я и прикусил язык.
(...невозможно брыкаться против таких мощных рычагов с их арсеналом негласных правил, уклончивого вездесущия и выдающихся педагогических способностей — они даже дебила из Бочек сумели обучить слову «шизофреник»...)
~ ~ ~
— Ты был в Ромнах?
Здесь в помывочном зале Конотопской бани, полной клубов пара, шума рвущихся из кранов струй воды, звяка тазиков о каменный верх низкорослых столиков, каждый из нас смахивает на «безвозвратно свободного», с Площадки пятого отделения областной психиатрической больницы.
— В Ромнах я был, но вас не помню.
Ухх! Меня и самого аж восхитила безукоризненность поэтического размера в прозвучавшем ответе. Соседи перестали втирать мыло в свои мочалки, придвинулись ближе и навострили уши — у Конотопчан врождённая склонность к высокой поэзии.
Я продолжал смотреть на спросившего. Всплыли всхлипы баяна на вечерней Площадке... темнеет… скоро подниматься на ночлег… эти глаза… те же глаза, только уже без сизоватого отлива поверх радужки…
— Володя!
Соседи отпрянули, некоторые подхватили свои тазики и двинулись к столикам подальше. Обожаю деликатность Конотопчан, они не вмешиваются в близкое общение...
Как мог я сразу не узнать его? Один из партнёров по нашей троице, делившей, впоперёк, две койки.
Он застенчиво улыбается. Отсутствие той поволоки в глазах чуть сбило меня поначалу…
вверх-скок
(...этот отлив не стеклоглазость, он потусклее. Позже точно такую же, сталисто-сизую пелену я видел в глазах людей Азербайджанской деревни Кркчян, когда они меня поймали, как Армянского шпиона, на склоне тумба, хотя я просто собирал ежевику, она же мош, она же ожина, по случаю воскресенья.
Я тогда Вовку-десантника вспоминал и того толстячка-электрика, в вагончике на колёсах, на 100-квартирном.
Там кто-то хлеб не доел и на столе оставил. Краюха газетой обёрнута. Газету потом выбросили, а хлеб так на столе и валялся. Все, ту краюху, с краю на край перекладывали, когда обедали или, там, в "козла"…
На третий день я устал смотреть, как люди мучаются, окно приоткрыл и выбросил в траву, подумал, может собака бродячая подвернётся. И тут они на меня оторвались по-полной. Электрик, что всегда так заискивающе улыбался, по-подхалимски так, и Вовка-десантник, который полгода уже в нашей бригаде работал и всё старался меня в кладке обогнать, как я когда-то Григория Григорьевича.
А на меня ступор нашёл, стою и смотрю на их орущие рты. Дуэтом... Нет, хором. Со всеми своими замполитами и телекомментаторами про святость хлеба, даже если его никто уж и есть не захочет. А какая в нём святость через три дня?
Вот и стою, проникаюсь пониманием, почему на Украинском «ругаться» будет — «лаять». Да, страшно тоже было, был страх, да, но ещё больше тоски. Тоскливо очень. Зачем нам этот массовый психоз? Мы же все свои — люди мы.
Ну и что, что я по-Азербайджански не понимаю? Те ягоды, что я на тумбе собирал, они же через месяц сами усохнут. Кто нас разделил этим психозом? Зачем? Стали орудием убийств людей людьми. Национальная несовместимость? Хер там, вон в Москве соплеменники обеих сторон, что тут друг друга режут, в ресторане вместе сидят, друг за друга тосты подымают. И мы бы так могли, если б не разделили нас.
А разделителю зачем? Ещё рядок ёбаных нулей на счёте в банке? Если бы можно было заново путь выбирать, я бы опять свернул на стезю шизика, лишь бы не стать нулеёбом.
Странно, конечно, но тоски больше, чем страха. Тем более что Глуща объяснял, что потом как-то уж и не доходит, что тебя месят.
Нет, не хочу я в Гималаи, отпустите меня в Сингапур. Тамошний президент из народного достояния персональных заповедников не делает, в цари себя не назначает, родственникам должности не раздаёт... По слухам...)