самое-пресамое
финальное произведение

Коситься на меня начали ещё c автовокзала, рядом с Измайловским парком, куда прибывает автобус Рязань-Москва.

В киевском аэропорту Жуляны, где, чуть позже полуночи, приземлился самолёт из Москвы, неприязнь ко мне со стороны окружающих возросла геометрически, подтверждая правильность поговорки, что одетых в зэковский прикид встречают по одёжке.

Наутро, один из пассажиров, ожидавших свой поезд на платформе подземной станции метрополитена, озвучил общественное мнение на мой счёт:

— Куда, блядь, прёшь среди людей?!

Моё отличие от людей состояло в том, что я был чёрный человек.

Чёрная телогрейка, чёрные штаны, чёрные полуботинки. Только шапка-«петух» несколько выбивалась из общего ансамбля своими коричневыми и голубыми полосами.

Вопиющий контраст с одеянием людей смотрелся бы извинительным, будь я нагружен соответственной кладью. Но чёрный человек с руками в карманах!.. Это — крайность. Это прямой вызов общественному укладу, это — оборзелый бомж…

Мы проходим мимо, каменея отведённым взглядом, чтобы — не дай, Бог! — не встретиться глазами, или же рявкаем: «Куда, блядь, прёшь среди людей?!»

Правда, в те дни мы ещё не знали слова «бомж», для людей такого сорта в ходу был термин «бич». «Куда прёшь, бич?!» «Вали, бичара, нахер!» И так далее.

Слово «бич» привезли моряки, ходившие в загранку. Там, в портовых городах, бродяг, что спят на пляжах и там же собирают объедки после отдыхающих, зовут beach-combers.

Наши люди не стали париться и позаимствовали лишь первое слово. Так люди без прописки или определённого рода занятий стали «бичами». Короткий, хлёсткий термин. Однако не прижился.

Во-первых, граждане, не владеющие Английским стали сползать в синонимы, и подменять «бичей» «кнутами». А почему нет? Аналогичные друг другу инструменты.

И, во-вторых, аббревиатура всегда сильнее, тем более при поддержке со стороны государства.

(...мы все из СССР, врубились? Кому не дошло — получит разъяснение в ЧК, она же КГБ...)

Когда органы охраны правопорядка сократили «Без Определённого Места Жительства» до «БОМЖ», их порождению не стало равных, а остальные наименования лишились шанса на выживание.

В могучем великом Русском языке не найти синонима "бомжу". Ближайший к нему "бродяга" отдаёт нафталином и младенческим сюсюканьем Индийского кино в двух сериях...

~ ~ ~

Давным-давно жили на Руси коробейники-офени. Носили свой розничный товар пешим ходом. В целях выживания, они сложили собственный язык. Тёмный для непосвящённых, язык Офеней канул в небытие вместе с его носителями, поскольку никто не удосужился составить его словарь.

Нынешняя «феня» блатного мира тоже для посвящённых, однако никак не связана с исчезнувшим Офенским, кроме отголоска в ней его имени.

"Феня" — язык утративший свои корни, считать её языком Русской мафии неверно, поскольку из Русского она заимствовала лишь грамматический строй, а лексикон весьма международный. Выпертые из средних школ недоучки сливают в него огрызки слов, вдолблённых им на уроках иностранного языка.

Так "феня" украсилась «атасом» (от Французского "l’attention!"), «хазой» (от Немецкого "Hause"), «хавать» (от Английского "have a"), а также множеством заимствований из дружной семьи народов свободных сплочённых в единый Союз.

(...однако, вернёмся к моей маляве, она же письмо (от Немецкого "mahlen")...)

Поборник нерушимости общественных устоев, оскорбивший меня в метро, не знал, что под личиной чёрного человека во мне таится ранимая душа и пищеварительный тракт нежной организации.

Я и сам не очень-то об этом догадывался, пока не почувствовал, как (после оскорбления) постепенно становлюсь «животом скорбен». Мою утробу глубоко травмировало открытие, что в глазах общества она является составной частью ханыги.

В районе Майдана (тогдашняя Октябрьская площадь) стало окончательно ясно, что напор приливов в ампулу (заключительный отдел толстой кишки) слишком неудержим, а до сквера напротив Университета имени Т. Г. Шевченко, с единственным известным мне туалетом в центральной части Киева, не добегу.

К счастью, вспомнилось Министерство Просвещения с их министерским санузлом на втором этаже. И совсем недалеко. Правда, бушующая скорбь в кишечнике давала понять, что это мой последний шанс...

Я распахнул высокую входную дверь и целеустремлённой рысью рванул наверх по мраморным ступеням.

— Эй! Куда?!— Прокричала дежурная со стула налево от входа.

— Проверка сантехоборудования,— откликнулся я через плечо, не снижая делового темпа походки...

Когда скорби улеглись, я покинул туалет, отполированный, как малахитова шкатулка, и нисходил по белым ступеням лестницы, яко же Архангел Гавриил, благообразно и неторопливо, и даже благостно сияя.

Мне захотелось поделиться Благою Вестью и, обернув лицо к дежурной вправо, я благосклонно сообщил:

— Слышь-ко! По нашей части, у вас всё в порядке. Да!— И вышел на вопиюще атеистичную улицу Карла Маркса, составленную из плотной стены таких же сурово административных зданий.

(...Карл точно знал, что никакие не хиханьки и отнюдь не хаханьки сделали из человека Венец Природы. И что на Венца тот никак не тянет без поддержки коллектива. Потому что в одиночку ни мамонта забить, ни на луну слетать не получается. Однако до чего же хрупко состояние такого единства! С какой готовностью делим мы себя, людей, по цвету кожи, волос, на касты, веры, по партийной принадлежности — они не мы, мы не они, мы на рубль дороже!

Непостижимая загадка — как стаду обезьянообразных удаётся действовать сообща при их хронической склонности к самокастрации?..)

~ ~ ~

Побывка в Канино пробудила во мне рост национального самосознания.

Мне, потомку Новгородских бандитов-ушкуйников и татарских орд, что век из века насиловали рязанских баб, не говоря уже про менее стабильные банды случайных ёбарей, никак не подобает, а и зазорно даже днями напролёт обнимать смердящие тряпки, чтоб запихнуть их в ящик пресса.

Так, впервые за свою трудовую карьеру, я написал заявление на расчёт. Теперь в моей трудовой книжке Статья 40 покрывалась абсолютно приемлемой стандартной записью «по собственному желанию» — кто станет копать глубже? И я пошёл наниматься в завод КПВРЗ.

Всё шло без задоринки, я гладко прошёл медкомиссию, но на заключительном этапе, уже в отделе кадров, вдруг услышал «нет». Почему нет?

Оказывается, на меня не осталось квоты. Начальник отдела кадров растолковал в деталях, что существует негласный запрет найма человека с высшим образованием на должность рабочего в коллектив состоящий из менее, чем 1000 недипломированных работников.

В КПВРЗ, чей коллектив насчитывал 5000, на меня мне не нашлось незанятой тысячи, какие-то сукины дети с дипломами опередили и исчерпали квоту.

(...разочарование меня не убило, я уже как-то научился справляться с провалами, но существование «теневого законодательства», незнание которого не освобождает от применения его к тебе, стало шоком...)

Поэтому я пошёл на противоположную окраину города, в завод "Мотордеталь", где меня приняли каменщиком в строительный цех. Вот что значит современное крупное предприятие! Падлы с дипломами не успели его подпортить.

За вычетом хавки в столовой, завод "Мотордеталь" являлся хрустальным воплощением мечты о современном промышленном предприятии, достаточно лишь заглянуть в его строительный цех. Просторные бытовки культурно обложены кафелем в коричневых тонах, и восхищение поддерживалось наличием больших душевых (тоже всё под плиточкой, а не корявый бетон).

Напоминание самому себе об ожидающих в конце рабочего дня удобствах — греет сердце в ходе выполнения трудовых заданий.

~ ~ ~

Я дело своё знал, и меня применяли как солиста-каменщика для нестандартных заданий в необычных местах проведения работ.

Дадут пару помощников, чтобы подносили раствор-кирпич и — вперёд! Муровать подземный водопроводный колодец с круговыми стенами. Или класть печные трубы на крышах двухквартирных коттеджей…

Мне нравилась частая смена задач — для каждой требовался специальный подход и осмотрительность, что не позволяет закоснеть умом и застыть хребтом. А в периоды относительного затишья между миссиями, меня перебрасывали в бригаду каменщиков, на строительстве 130-квартирного для работников завода, в прилегающем жилмассиве. Бригаду составляли далеко не ассы, но как построят, в том и будут жить...

~ ~ ~

Ни в бытовке, ни в бригаде я особо ни с кем не общался, спросят чего — отвечу, и опять молчу, незаметно общаясь сам с собой в уме… К тому же помощники у меня менялись слишком часто. За их ротацией присматривало Наркологическое Отделение № 2, сокращённое до нарко-2...

Нарко-2 обеспечивало конвейерное производство рабов.

Рабы в эпоху Развитого Социализма? Ну не следует же забывать о спиралевидном движении исторического прогресса.

Схема такова:

Шаг 1-й: Фургон ментов влетает в село — cхватить и загрузить пару мужиков, на кого председатель сельсовета укажет, как на склонных к потреблению алкоголя. (Как будто есть несклонные!)

Шаг 2-й: Улов доставляется в нарко-2 для лечения от алкоголизма. Всякий с чересчур высоким мнением о своих правах человека получает укол серы, и до конца курса он уже не рискует затрагивать эту тему...

Лечение проводится 2-3 месяца. Пациенты живут в общаге, едят хавку в столовой, пашут куда пошлют.

НИКАКОЙ ПЛАТЫ ЗА ТРУД

Весь их заработок удерживается в оплату за быт, хавку и медицинское обслуживание. Данное обслуживание заключается в паре таблеток, которое им раздадут вечером, чтобы они тут же спустили её в унитаз.

Если тихо себя ведут, на выходной отпускают съездить в село...

В городах, Шаг 1 общей процедуры значительно упрощён. Участковый объявляет алкашам своего участка, чья очередь отправляться на лечение и они знают, что лучше не пурхать.

* * *