
Мужчина и женщина. У неё выбилась нижняя юбка. Подколота, могу поспорить.
Их пёс носился рысью по песку убывающей прибрежной полосы, топоча, принюхиваясь ко всему подряд. Ищет, что потерял в своей прошлой жизни. Вдруг он метнулся, как скачущий заяц, уши плещут позади, погоня за тенью низко скользнувшей чайки. Зычный свист мужчины достиг его мягких ушей. Он развернулся, помчал обратно, всё ближе мельтешат рысящие лапы. На жёлтом поле тур бегущий, без рогов. У кружевной кромки прилива замер, насторожил уши к морю. Морда задралась, залаяла против шума волн, на свору морских собак. Они змеились к его лапам, вились, раскручивая неисчислимые гребни, каждая – девятый вал, разбит, расплёскан, издали, из дальнего далека, волна за волной.
Сборщики моллюсков. Они зашли в воду неподалеку, согнулись, утопили там свои мешки и, вытащив обратно, побрели к берегу. Пёс, лая, подбежал к ним, подпрыгивал, толкал лапами, припадал на все четыре и снова вставал на задние в заискивающе медвежьей игривости. Безответно юлил он вокруг них, пока не вышли на песок посуше. Стяг волчьего языка полыхает меж челюстей. Пегое тело приплясывало перед ними, а затем рвануло прочь жеребячим галопом. Труп валялся у него на пути. Он встал, принюхался, начал подкрадываться сбоку — свой брат — потянул носом ближе, обошёл, скоро, по-собачьи, обнюхивая всю всклоченную шкуру дохлой собаки. Псочереп, псонюх, потупя взор, продвигается к единой великой цели. Ах, бедный псина. Здесь псины-трудяги тело лежит.
– Лохмач! Пшёл оттуда, тварь.
На окрик, он скачками бросился обратно к хозяину, и резкий пинок босой ноги, не увеча, отбросил его за полосу песка, выгнувшегося в полете. Зигзагом он метнулся вспять. Меня не видит. У края скалы он задержался, потянулся, нюхнул камень и, из-под вздёрнутой задней лапы, окропил. Протопотал вперёд и, задрав лапу, кратко писнул на другой, не обнюханный, камень. Нехитрые утехи бедноты. Задние лапы скребнули песок, затем суетливо заработали передние. Что-то он тут схоронил, свою бабушку. Он рылся в песке, отгребал, рылся и останавливался прислушаться к воздуху, снова остервенело скрёб песок когтями, часто прерываясь: гепард c пантерой застуканы на прелюбодеянии, обгладывали падаль.
После того как тот разбудил меня посреди ночи, не это ли мне снилось? Погоди-ка. Открытая дверь. Улица проституток. Помню. Гарун аль-Рашид. Да-да, так. Человек вёл меня, говорил что-то. Я не боялся. При нём была дыня, он приблизил к моему лицу. Улыбнулся: фруктово-кремовый запах. Так принято, сказал. Сюда. Входи. Красный ковёр расстелен. Увидишь кто.