Тут на ветру свежее.
Дома упадка, мой, его и всех. Богатым мальчикам в Клонговзев возрасте от 6-ти до 9-ти лет Джойс обучался там в частной иезуитской школе ты врал будто дядя у тебя судья, а второй – генерал в армии. Покинь их, Стефен. Там нет прекрасного. И не найти его в застойной заводи библиотеки Марча, где ты читал поблекшие пророчества Иоахима АббасаИоахима Фиорский (1135-1202), аббат мистик, предсказывал приход Царства Святого Духа, когда христиане побратаются с мусульманами . Чего ради? Позади стоглавой каменной ограды собора. Ненавистник Джонатан Свифт (1667-1745) в 4-м путешествии Гулливера представил лошадей более разумными, чем люди, но сумасшедшим он не был и в конце жизни исполнял должность настоятеля собора Св. Патрика в Дублине. рода себе подобных бежал от них в дебри сумашествия, и грива его пенилась под луной, в глазных яблоках – отблески звезд. Гуингм, лошадиноноздрый. Овальные конские лица. Темпл, Хват Малиган, Фокси Кэмпбел. продолговато узкие челюсти. Отец Аббас, неистовый настоятель, что за соблазн вложил искру в их мозги? Пафф! Descende, calve, ut ne nimium decalverisна латыни: "Вниз, лысый, чтобы не стал ещё лысее"; переиначенное пророчество из книги Иоахима . Освящённая голова в оторочке седин, уставился на тогдашнего меня глазами василиска, нисходит с алтарного возвышения (descende!на латыни: "спускайся вниз!" ), удерживая дароносицу. Пониже, лысый купол! Хор вторит угрозу и эхо, прислуживая вкруг четырехрогого алтаря, гундосая латынь причётников; величаво ворочаются, белорясые, с тонзурами, помазанные и кастрированные, разжирелые на жире почек пшеничных.
И, возможно, именно в этот миг священник на соседней улице подъемлет свою. Динь-динь. А ещё через две улицы другой её запирает в дарохранительницу. Чик-динь! А следующий, в ризнице за алтарём, сливает священное вино в ёмкость за своей щекой. Буль-динь! Вниз, вверх, вперёд, назад. Дэн Оккам монах-фрацисканец, многократный победитель на теологических диспутах XIV века задумывался об этом, непобедимый схоласт. Туманным английским утром бесёнок ипостаси щекотал его мозг. Опуская ковчежец вниз и следом опускаясь на колени, слышал, слившийся с его вторящим звяком, первый звяк на клиросе (он возносит свой) и, по ходу, слышал (теперь поднимаю я), как два их звяка (он на коленях) бренчат дифтонгом.
Кузен Стефен, тебе не светит выбиться в святые. Хоть был до жути набожным, не так ли? Молил Пресвятую Деву, чтобы с носа сошло покраснение. Молил дьявола на Серпентин-Стрит, чтоб коренастая вдова впереди ещё бы выше вздернула подол над мокрой мостовой. O, si certo!итал.: да, конечно. . Продай за это свою душу, валяй! За крашеные тряпки, наверченные на бабень. Ещё, ещё поведай! На верхнем ярусе трамвая, в одиночку, кричал дождю: ГОЛЫХ БАБ! Ну, как?
А что такого? На что ещё они созданы? Читать по две странички из семи книг каждый вечер, а? Я был юн. Или как отвешивал поклон самому себе в зеркале, готовясь к взаправдашним аплодисментам и, подавшись вперёд, врезался лицом в стекло. Урра! несчастному кретину! Уря! Никто не видел – не проболтайся никому. Книги, что собирался написать с буквами вместо названий. Вы читали его К? О, да, но мне больше нравится его Р. Да, но согласитесь, М у него просто бесподобна. О, ну ещё бы, М! И вспомни, заодно, замысел печатать свои откровения на овальных зелёных листах, да, с отправкой копий во все великие библиотеки мира, включая Александрийскую. Чтобы кто-то прочёл их там через пару тысячелетий, махаманватараиндийская концепция о-о-о-о-о-чень долгого периода времени спустя. На манер Пико делла МирандолыДжованни Пико делла Мирандола (1463-94), работы которого стали известными 400 лет спустя и потрясли эстетов.. Угу, точь-в-точь. А всё-таки, когда читаешь эти чужие страницы кого-то из давно ушедших, приходит неодолимое чувство единения с тем кем-то, что когда-то…
Зернистый песок ушёл из-под его ног. Ботинки снова ступали по влажной трескучей скорлупе ракушечьих створок, по скрипучей гальке, по обломкам дерева, пошарпанного бессчётными камушками, проточенного корабельными червями, останки разбитой армады. Местами полосы песка готовили засаду, всосать его шагающие подошвы, их выдавал запашок канализации. Он обходил их истомлённым шагом. Торчит увязшая по пояс винная бутылка, вся облипла коркой присохшего песка. Дозорный острова кошмарной жажды. Разбитые обручи на берегу; ещё выше, вне досягаемости прилива, лабиринт коварных тёмных сетей; позади них исчёрканные мелом двери чёрных ходов и — на верхнем пляже — бельевая верёвка с парой распятых рубах. Рингсенд: вигвамы мускулистых рулевых и искусных мореходов. Человечьи раковины.
вверх-скок