Свинорез выхватил пару листков из кипы, завернул её первоклассные сосиски и состроил гримаску.
– Ну-с, милая мисс, – произнёс он.
Смело улыбаясь, протянула она монету, продемонстрировала широкое запястье.
– Благодарю, красавица. И получите один шиллинг три пенса сдачи.
– А вам, пожалуйста?
М-р Цвейт поспешно указал. Догнать и идти сзади, если не поспешит утопать, позади её колышущихся мяс. Поймать момент с утра пораньше. Да, скорей же, чёрт побери. Коси, коса, пока роса. Она помедлила на солнышке перед магазином и лениво пошагала вправо. Он вздохнул через нос: ни хрена они не усекают. И кожа рук шелушится вся от соды. А ногти на ногах корявые. Бретельки залохматились от носки. Обида, что остался незамечен, ширилась, гася благодушие в груди. К тому же сменившийся с дежурства констебль лапал её в переулке. Им только здоровяков подавай, чтоб сосиска тянула на первый класс. О, пожалуйста, м-р Полисмен, я заблудилась в лесу.
– Три пенса, пожалуйста.
Рука его приняла влажнонежный орган и спустила в боковой карман. Затем достала три монетки из кармана брюк и положила на резиновые пупырышки. Они разлеглись, были вмиг опознаны, и тут же соскользнули, кружок за кружком, в ящик.
– Спасибо, сэр. Заходите. – Искорка благодарного огонька из лисьих глаз зазывно семафорила.
Помедлив секунду, он отвёл взгляд. Нет: не стоит: в другой раз.
– Доброго утра, сэр, – сказал он, выступая прочь.
– Доброго утра, сэр.
И след пропал. Ушла. Подумаешь.
Он зашагал обратно по Дорсет-Стрит, уныло вчитываясь. Ажендат Нетаим: плантаторская кампания. Отчуждаем обширные песчаные участки у турецкого правительства для насаждения эвкалиптов. Дают превосходную тень, топливо и стройматериал. Апельсиновые рощи и бескрайние дынные плантации к северу от Яффы. Внесите восемь марок и для вас возделают акр земли с насаждением олив, апельсинов, мандаринов или лимонов. Оливы дешевле: цитрусовым нужна поливка. Вам достаётся ежегодная выручка от урожая. Ваше имя пожизненно заносится в реестр совладельцев компании. Есть опция приобретения акций на десять процентов дешевле, восполняя разницу годовыми взносами. Бляйбтройштрассе, 34, Берлин, W. 15.
Меня вам не надуть. Однако попытка неплоха.
Ему увиделось расплывчатое в серебристом зное стадо. Осеребрённые пылью оливковые деревья. Спокойные долгие дни: присмотр за вызреванием. Оливки упаковывают в банки, так кажется? У меня немного есть ещё от Эндрюса. А Молли их выплёвывает. Приелись. Апельсины в мягкую бумагу и по корзинам. Интересно, бедняга Цитрон всё ещё живёт на Св. Кевина? И Мастиански с его облупленной мандолиной. Приятные мы проводили вечера. Молли в плетёном кресле Цитрона. Даже подержать приятно, восково прохладный фрукт, ощутить в ладони, поднести к ноздрям, вдохнуть запах. Весь тот густой, сладкий, дикий аромат. Не меняется, за годом год. И постоянно в цене, Мойзель мне говорил. Арбутус-Плейс: Плезент-Стрит: старые добрые времена. Должны быть без малейшего изъяна, объяснял он. Дальний путь: Испания, Гибралтар, Средиземноморье, Ливан. Ряды корзин у причала Яффы, смотрящий делает пометки в книжечку, матросы таскают, поголовно в белых замызганых штанах. Вон вышел, как, бишь, его? Здра… Не видит. Шапочные знакомства малость в тягость. Горбатый, как тот капитан-норвежец. Интересно, встречу его сегодня? Поливальная повозка. Выдрочить дождя. На землю и на небеса.
На солнце начало наползать облако: целиком, не спеша, наглухо. Серость. Даль.
вверх-скок