Нет, ничего такого ей не хочется. Дальше он расслышал протяжный тёплый вздох, ещё один, потише, и бряцанье разболтанных медных колечек кровати. Все-таки надо их закрепить. Жалко. Ещё аж с Гибралтара. Испанский позабыла начисто, хотя и знала-то не ахти как. Интересно, сколько заплатил её папаша? Старомодная. Ну, ещё бы куплена на распродаже у губернатора. За бесценок. Старый Твиди не проторгуется, тот ещё тёртый калач. Да, сэр. Дело было под Плевной. Я начинал карьеру рядовым, и горжусь этим. Как ни крути, мозгов ему хватило на вклад в те марки. Теперь-то ясно, что не прогадал.
Рука его потянулась за шляпой с колышка над тёплым пальто, помеченным его инициалами бок о бок с подержаным плащом, с распродажи в бюро утерянных вещей. Марки: картинки с липким задом. Наверняка, немало армейских офицеров стали пайщиками. Как пить дать. Пропотелый ярлык внутри шляпы безмолвно сообщил ему: ПЛАТО шляпы высшей кат. Он мельком заглянул за кожаную ленту подкладки. Белый квадратик бумаги. На месте.
На крылечке пошарил в заднем кармане вынуть ключ. Не тут. В тех брюках. Надо будет не забыть. Картошина при мне. Шкаф начнёт скрипеть. Не стоит ломать ей сон. Отвечала не просыпаясь. Он легонько притянул входную дверь, ещё чуть плотнее, чтобы обивка малость выступила за порог, слегка удерживает. По виду заперто. Ладно, сойдёт, пока вернусь.
Обогнув распахнутый приямок в подвал номера семьдесят пять, он перешёл на солнечную сторону. Солнце подходит к шпилю храма Георга. Денёк, похоже, будет жарким. Особенно, когда в чёрном, чувствуешь сильнее. Чёрное передаёт, рефлектирует (или таки надо "рефрактирует"?) тепло. Но не идти же мне в моём светлом костюме. Это не пикничок тебе. Жмурясь, вышагивал он в тёплой благодати. Хлебный фургон Боланда с лотками, завозит и нам каждый день, но ей больше нравятся хрустко обжаренные горбушки вчерашнего. Чувствуешь себя молодым. Где-нибудь на востоке: утро только ещё начинается: выйти с рассветом, идти и идти впереди солнца, обгоняя его на дневной переход. Если так всё время, не состаришься ни на день, в техническом смысле. Идёшь вдоль побережья, в чужих землях, подходишь к воротам города, там стражник, тоже старый рядовой с усищами как у старика Твиди, опирается на что-то длинное типа копья. Бродить по улочкам под навесами. Круговорот лиц в тюрбанах. Тёмные зевы лавок с коврами, здоровущий мужик, Грозный Турко, сидит, скрестив ноги, курит кальян. Крики уличных торговцев.
Пить пахнущую жасмином воду, шербет. Бродить там целый день. Можно и на грабителя наткнуться, а то и пару. Ну и подумаешь. Близится закат. Тени мечетей вдоль колоннад: священник с туго скрученным свитком. Затрепетали деревья, знак, вечерний бриз. Так всё бродить и бродить. Заснет золото неба. Мать выглянула за порог. Скликает детишек в дом на своём тёмном языке. Высокая стена: где-то звон струн. Луна в ночном небе, лиловое, цвета новых подвязок Молли. Струны. Слушай. Девушка наигрывает на каком-то из тех инструментов: цимбалы? Шагаю мимо.
А на самом деле: ничего, наверное, такого и близко нет. Где-то вычитал, дорогой солнца. С протуберанцем на обложке. Он издал смешок. Таки неплохо выдал Артур Грифитс про череп над передовицей в Независимом: восход солнца самоуправления на северо-западе, из переулка за Ирландским банком. Позабавленная ухмылка растянулась шире. Вот уж в точку: солнце самоуправления, восходит на северо-западе.
Он приблизился к заведению Ларри О'Рука. Сквозь подвальную решётку всплывал разреженный винный дух. Дверь бара стояла настежь, испуская дух пива, чайной заварки, бисквитного теста. Солидное заведение, однако: не на бойком месте. Вот у Модея, на той окраине, другое дело: расположение ч. х. Конечно, если проложат трамвайную линию вдоль Северного Кольца, от скотного рынка к пристани, цена взлетит, как из пушки.
вверх-скок