великие творения
                   былого

Они возникают в потоках солнечного света. Чайки встречают их криком, прикид Слотропа переливается персональной радужной жизнью. Тантиви накрепко жмурит глаза. Когда он их открывает, девушки уже облипли Слотропа, поглаживают его рубаху, пощипывают уголки её воротника, воркуют на Французском.

– Ну конечно.– Тантиви подымает корзину,– ещё бы.

Эти девушки танцовщицы. Управляющий в Казино Герман Геринг, некто Сезар Флеботомо, привёз целую шеренгу хористок, как только прибыли освободители, хотя ещё не нашёл времени сменить название заведения времён оккупации. Похоже, до этого тут никому и дела нет, симпатичная мозаика из мелких отборных морских ракушек, тысячи их вмурованы в штукатурку, пурпурные, коричневые, розовые, взамен огромадного куска крыши (старая черепица всё ещё сложена штабелем возле Казино), создавалась два года назад в виде курортной терапии отпускниками эскадрильи Мессершмиттов, немецким шрифтом достаточно громадным, чтоб различаться с неба, как и было задумано. Солнце всё ещё слишком низко, чтобы зажечь слова, просто выделяет их из основного фона, и они придавлено висят, утратившие всякое отношение к работягам, к боли в их ладонях от водянок чернеющих на солнце инфекцией и запекшейся кровью—и только лишь отступают, уменьшаясь, пока компания спускается мимо простыней и наволочек отеля, разостланных сохнуть на склоне пляжа, мелкие морщинки очерчиваются голубым, который растает с подъёмом солнца к зениту, шесть пар ног пошевеливают никогда не сгребавшийся мусор, где и старая игральная фишка, наполовину выбеленная солнцем, и прозрачные кости чаек, и изношенная майка, сделано для Вермахта, разодранная, в пятнах солидола...

Они продвигаются вдоль пляжа, чудо-рубаха Слотропа, платочек Тантиви, платья девушек, зелёные бутылки пританцовывают, все говорят разом, лингва франка меж-парней-и-девушек, девушки много о чём сообщают друг дружке, поглядывая искоса на свой эскорт. Тут неплохо бы подпустить малость, хе-хе, ранней паранойи типа выбери меня, чтоб легче снести то, что уж точняк стрясётся в этот день. Ан, нет. Слишком уж утро хорошее для всякого такого. Тихие волны набегают, разбиваясь и пузырясь типа крема на торте, вдоль вогнутой полосы тёмной гальки, а там впереди пенятся между чёрных скал, что выступают вдоль Козырька. В открытом море мигает двойня крохотных парусов, растворяясь в дали и в солнце, курсом к Антибам, постепенная смена галсов, хрупкой скорлупкой среди невысокой зыби, чей напор и резкий шелест под острым носом Слотропу чувствуется этим утром, вспомнились довоенные Кометы и Хэмптоны, за которыми следил с пляжа на Мысе Код среди запахов побережья, усыхающей морской травы, масла для жарки остатков лета, ощущая песок на сгоревшей под солнцем коже, остро колкую траву дюн под босыми ступнями... Ближе к берегу продвигается pedalo полный солдат с девушками—они свешиваются, плещут, валяются в бело-зелёных полосатых шезлонгах на корме. Вдоль края воды ребятня преследуют с криками и с хохотом малышей защекотанных до хрипоты безвозвратно. Вверху, на прогулочной эспланаде, пожилая пара сидят на лавочке, синий и белый, и кремовый цвет зонта от солнца, утренняя привычка, заякориться в день...

Они подходят к первым скалам и там  находят бухточку скрытую от остального пляжа и от громоздкого Казино. На завтрак вино, хлеб, улыбки, солнце преломляющееся в тончайшей сетке длинных волос танцовщиц, встряхиваемых, поправляемых, ни секунды в покое, сверканье фиолетового, чалого, шафранного, изумрудного... На минуту можешь предоставить мир ему самому, утверждающие формы распались, тепло внутри хлеба дожидается между кончиков твоих пальцев, изысканное вино долгим лёгким потоком струится вниз вокруг корня языка...

Блот перебил своим: «Эй, Слотроп, и эта тоже твоя подружка?»

Хм? о чём тут… она, что? Вот Блот сидит, самодовольный, тычет пальцем на скалы и бухточку рядом...

– Она строит тебе глазки, старик.

Ну…  должно быть, вышла из моря. На таком расстоянии, метров за 20, она лишь неясная фигура в чёрном платье из бомбазина ей до колен, длинные голые ноги стройны, короткий капюшон ярких волос блондинки прячет  лицо в тени, прядки закрутились кверху трогать её щёки. Она смотрит на Слотропа, это верно. Он улыбается  типа как помахал. Она продолжает стоять, бриз плещется в её рукавах. Он оборачивается назад вытащить пробку из бутылки вина и её «плоп» сливается с визгом одной из танцовщиц. Тантиви уже почти на ногах, Блот пялиться в сторону девушки, балеринки в стоп-кадре защитных рефлексов, волосы вразлёт, платья перекошены, ляжки напоказ—

Блядь святая, это там вылазит—осьминог? Да причём наигромаднейший ёбаный осьминог из всех, каких Слотроп видел вне  кинозалов, что только что вырос из воды, Джексон, и всплюхнулся до середины одной из чёрных глыбин. И тут, нацелив злобный глаз на девушку, он вскидывает длинное усаженное присосками щупальце, обвивает вокруг её шеи, пока все замерли глазея, другое захлестнул вокруг  талии и начинает тащить её, упирающуюся, под воду.

Слотроп несётся, с бутылкой в руке, мимо Тантиви, который исполняет нерешительную чечётку, прихлопывая руками по карманам парадной формы в поисках оружия, которого там нет, чем ближе он подбегает, тем больше видно осьминога и ух-ты! ну и здоровила, охренеть—тормознул вплотную, одной ногой в воде, и принялся херячить осьминога винной бутылкой по голове. Крабы-отшельники отскользнули, в смертельной схватке возле его ноги. Девушка, уже по пояс в воде, пытается закричать, но щупальце, подвижное и леденящее, едва оставляет ей возможность вдоха. Она протягивает руку,  детскую руку из хрупких косточек с мужским стальным опознавательным браслетом на запястье и вцепляется в Гавайскую рубаху Слотропа, пытаясь ухватить покрепче, и кто бы подумал, что напоследок ей привидятся вульгарные лица красоток в хула, мужики с укулеле, сёрфингисты, и всё в расцветке из книжки комиксов… о Боже пожалуйста Боже, бутылка трахает вновь и вновь по мокрой плоти осьминога, но хули толку, осьминог зырит на Слотропа, победно, пока тот, бок о бок с неотвратимой смертью, не в силах оторвать свой взгляд от её руки, от ткани взборождённой по касательным к её ужасу, от пуговицы на последней, туго натянутой ниточке—он видит имя на браслете, вцарапанные серебряные буквы все видны, но некогда сложить пред слизистым серым захватом, который нарастает, наливается силой необоримой для них обоих вместе, стискивает руку несчастной, жестокий рывок отделяет от Земли—

– Слотроп!– Это Блот метра за три, предлагает ему здоровенного краба.

– Какого хуя?– Может, если разбить бутылку о камень и садануть паскуду промеж глаз—

– Он голодный, он бросится за крабом. Не убивай его, Слотроп. Лови, Бога ради…– и тот летит, крутясь, по воздуху, ноги выставлены центробежно врозь: засомневавшийся Слотроп роняет бутылку за миг до шлепка краба в его другую ладонь. Чёткий перехват. Сразу же, через её пальцы и свою рубаху, он ощущает реакцию на пищу.

– Окей!– Вихляясь, Слотроп помахивает крабом перед осьминожьей рожей.– Пора перекусить, парниша.– Надвигается ещё одно щупальце. Волнистая слякоть касается его запястья. Слотроп отбрасывает краба на пару метров дальше по пляжу, нет ну ты ж погляди, осьминог тут же двинул следом, волоча следом девушку и Слотропа впридачу,  вперевалку, но недалеко, потом отпускает помеху. Слотроп шустренько вновь подхватил краба, побалтывает им в поле зрения осьминога и начинает оттанцовывать зверюгу прочь, вдоль пляжа, слюни скатываются по его клюву, глаза прикипели к членистоногому.

При всей  краткости их знакомства, у Слотропа сложилось впечатление, что данный осьминог не совсем психически здоров, однако на каком основании? Но случается же некий сумасшедший всплеск энергии, как с неодушевлёнными предметами, когда те грохаются со столов, а мы улавливаем шум и свою собственную неуклюжесть и не хотим, чтоб грохнулись типа резкого бзденц! ха-ха, слыхал? вот   опять БЗДЕНЦ! в каждом из движений осьминога, от которого Слотроп рад наконец-то отделаться, метнув краба, словно дискобол, изо всех сил, в море, а чудище тут же—плюх!—вдогонку побулькало следом и вскоре пропало.

Ослабшая девушка лежит на пляже, вдыхая крупными глотками воздух, уже в окружении остальных. Одна из танцовщиц удерживает её в своих объятиях и говорит, с Французским прононсом в «r-r», на языке, который Слотропу, на подходе, как-то не удаётся распознать.

Тантиви встречает улыбкой и кратким взмахом руки в символической салюте.–«Отличное шоу!» – орёт Теди Блот,– «но я б не хотел попробовать сам».

– Почему нет? При тебе ж был тот краб. Постооой—откуда он у тебя?

– Нашёл,– отвечает Блот, твердея лицом. Слотроп всматривается в эту пташку, но никак не может уловить его глаз. Что за хуйня тут творится?

– Я лучше глотну этого вина,– решает Слотроп. Он пьёт из бутылки. Воздух взымается вверх перекошенными сферами внутри зелёного стекла. Девушка смотрит на него. Он останавливается, чтобы перевести дух и улыбается.

– Спасибо, Лейтенант,– ни малейшей дрожи в голосе, а акцент Тевтонский. Теперь он может рассмотреть её лицо, мягкий нос лани, глаза под светлыми ресницами полны горькой зелени. Один из тех тонкогубых Европейских ртов: «Я совсем уж было задохнулась».

– Э..э—вы не Немка.

Отрицательно встряхивает головой: «Голландка».

– И вы тут оказались—

Её глаза отведены, тянется взять бутылку из его рук. Она смотрит в море вслед осьминогу:– «У них такое зрение, правда? Он разглядел меня. Меня. Я ведь не краб».

– По-моему, нисколько.  Вы молодая женщина, великолепно смотритесь.– На заднем плане, Блот восторженно толкает локтем Тантиви. За-атлантический съём. Слотроп берёт её запястье, теперь запросто читает этот опознавательный браслет. Там грица КАТЬЕ БОРГЕЗИУС. Он ощущает удары её пульса. Она знает его откуда-то? странно. Смесь узнавания и беспричинного притворства в её лице…

И вот тут, в пляжной компании с незнакомцами, начинает полязгивать в каждом слове твёрдо-острый прищёлк металла, а свет, хотя по-прежнему такой же яркий, уже не изливает ясности… это Пуританский рефлекс выискивать иные расклады под покровом видимого, известный также, как паранойя, закрадывается потихоньку. Бледные силовые линии гудят в морском воздухе… договорённости скреплённые клятвами в комнатах взорванных затем до состояния их рабочих чертежей, не просто по случайности войны, приходят на ум. О, тот краб не «подвернулся», Асс—ни осьминог не приблудный, ни девушка, не-а. Структура с деталями явится позже, но махинацию, закрученную вокруг него сейчас, он чувствует секундально, своим сердцем.

Все они ещё малость побыли на пляже, доканчивая завтрак. Но бесхитростный день, птицы и солнце, девушки и вино, от Слотропа схлынули. Тантиви пьянеет, становится раскованнее и забавней, когда опустели бутылки. Он застолбил не только девушку, на которую положил глаз вначале, но также и ту, к которой, в этот момент, стопудово клеил  бы Слотроп, не подвернись тот осьминог. Он реликвия из невинного, до-осьминожьего прошлого Слотропа. Тогда как Блот, наоборот, сидит трезвый как стёклышко, усы приглажены, по уставной форме, не спускает со Слотропа глаз. Его подружка Ислейн, маленькая и гибкая, ноги девушки с картинок, длинные волосы зачёсаны назад за уши, спадают вниз за спину, пошевеливает свой кругленький зад по песку, выписывая пометки на полях вокруг текста Блота. Слотроп, который уверен, что у женщин, как у Марсиан, имеются антенны каких нет у мужчин, посматривает на неё. Она взглянула в ответ только раз и её глаза расширились скрытой тайной. Он готов поклясться, ей что-то известно. На обратном пути в Казино, помахивая тарой в корзине с осколками утра, он улучил момент перекинуться словом с нею.

– Ничего себе пикничок, нессе-па?

Ямочки появляются возле её рта: «Ты всё время знал про осьминога? Мне так показалось, уж до того смахивало на танец—все вы».

– Нет, честно, не знал. И по-твоему, это   как бы прикол такой, что ли?

– Малыш Тайрон,– она шепчет вдруг, расплываясь в большой поддельной улыбке для отвода глаз остальным. Малыш? Он вдвое выше неё: «Пожалуйста—будь осторожен...» Вот и всё. С другой стороны, у него Катье, два чертёнка, в противовесе, по одной с каждой стороны. Теперь пляж пуст, за исключением полусотни серых чаек, что сидят глядя на воду. Белые кучи облаков громоздятся над морем, туго-лицые, херувимо-пухлые—листва пальм в движении вдоль всей эспланады. Ислейн приотстала на пляже, подобрать зануду Блота. Катье пожимает бицепс Слотропа и говорит ему именно то, что он хочет услышать в этот момент: «Наверное, нам всё же предназначалось встретиться...»

* * * * * * *