великие творения
                   былого

Великий гребень — зелёное равноденствие и превращение, сонных рыб в молодого барашка, водной дрёмы в пробудившийся огонь, хлынет, катится к нам. За Западным фронтом, в Бляхероде среди гор Гарца, Вернер фон Браун, с рукой загипсованной после недавней поломки, готовиться отпраздновать свой 33-й день рождения. В дневное время громыхает артиллерийская канонада. Русские танки вздымают пылевые фантомы над Германскими пастбищами. Аисты вернулись из тёплых краёв и появились первые фиалки.

В «Белом Посещении», дни, вдоль отрезка мелового побережья, стали прекрасно ясными теперь. Девушки из офисов уже не кутаются в несколько свитеров за раз, и груди опять бугрятся для обозрения. Март прибрёл как ягнёночек. Лойдж Джордж при смерти. Приблудные гуляки уже замечаются вдоль всё ещё запретного пляжа, сидят себе среди заброшенной сети стальной арматуры и тросов, штаны закатаны до колен, или до волос, выпущенных на волю, продрогшие серые пальцы ног пошевеливают гальку. Чуть дальше от берега, под водой, проложены мили секретного трубопровода, нефть наготове выплеснуться, с поворотом задвижки, и поджарить Германских захватчиков, которые застряли в устаревших уже кошмарах… горючее в ожидании гиперголичного возжигания, либо майского бунта души, чтобы под бодрую мелодию баварского музыкотворца Карла Орфа

воспламенить всю эту крепость-побережье, от Портсмута до Дангениза, заполыхать весенней любовью. Такие вот замыслы вынашиваются ежедневно в самых шустрых из голов, прикрытых в «Белом Посещении» — зиме собак, чёрных снегопадов из бессвязных слов приходит конец. Скоро мы оставим её позади. Но оказавшись там, у нас в тылу — продолжит ли она испускать свой затаённый холод, назло пыланию морских пожаров?

В Казино Герман Геринг новый режим приходит к власти. Единственно знакомым теперь осталось только лицо Генерала Виверна, хотя его, похоже, понизили. Персональная идея Слотропа о сговоре против него заметно пошло в рост. Прежде заговор был монолитным, всемогущим, вне пределов его досягаемости. До той упойной игры, и той сцены с Катье, и двух нежданных расставаний. Но теперь—

Пословицы для Параноиков 1: Тебе никоеим образом не дозволено коснуться Хозяина, но можешь щекотать его творения.

И потом, ну он с недавних пор приступил к освоению способа приводить себя в особое состояние сознания, не то чтобы сон, а так называемые «грёзы», только цвета там довольно резкие, не пастельные… и в такие моменты ему кажется, будто он прикоснулся, и держится притронутым, на какое-то время, к знакомой нам уже душе, к голосу, который не раз вещал через медиума исследовательского заведения Кэрола Эвентира: снова покойный Роланд Фельдпат, издавна завербованный специалист по системам управления, формулам наведения, реагированию на ЧП в одном или ином из Заведений Аэронавтики. Похоже, что по каким-то личным мотивам Роланд продолжает зависать над этим Слотропианским пространством, как под неудержимым светом солнца, чья энергия едва ли его касается, так и в бури, щекочущие его спину статичным электричеством, нашёптывания Роланда доносятся с восьми километров, немалая высота, где он расквартирован на одной из Заключительных Парабол — куда ни в коем случае не следует переносить зону полётов — занимает нынче должность одного из невидимых Ограничителей в стратосфере, на безнадёжно обюрократившейся той стороне, ничуть не в меньшей мере, чем как всегда и было на этой, он поджал свои астральные растопырки насколько положено, примазался к «небу», такой весь из себя взвинченный провалами попыток установить контакт, по причине неспособности некоторых сновидцев, пытающихсяся пробудиться, или заговорить, да не выходит, и брыкаются против гирек и щупов черепной боли, которая, похоже, при пробуждении станет вовсе нестерпимой, он тут поджидает случайного появления праздных, не санкционированных необходимостью пеньтюхов наподобие Слотропа—

Роланд в мандраже. Может вон тот? Или тот? станет марионеткой в ближайшем воплощении? Ё-моё. Помилуй, Господи: ну и штормит, каких чудовищ Эфира он вообще тут раздрочил, этот Слотроп, на кого он наживка?

Как видно, Роланду придётся попыхтеть, и тут уж ничего не поделаешь. Раз они уже и до такого доходят, он растолкует им свои понятия о Контроле. В этом одна из засекреченных миссий его смерти. Заумная лекция, что выдавал он в ту ночь в Сноксоле, насчёт экономических систем, всего лишь ежедневный фон будничной трепотни по эту сторону, привходящее условие существования. Особенно порасспросите Немцев. О, это крайне печальный случай, до чего подло попользовались их Schwärmerei касаемо Контроля дорвавшиеся к власти. Параноидные Системы Истории (ПСИ), скоропостижно пропавшее периодическое издание 1920-х, все выпуски которого исчезли таинственным, есессна, образом, где предполагали даже, более чем в одной передовице, что вся Германская Инфляция была подстроена намеренно, просто загнать молодых энтузиастов Кибернетической Традиции ишачить на Контроль: в конце концов, экономическая инфляция, устремляясь ввысь, как шар, в её своеобразном воспроизведении поверхности Земли, неуправляемые цены возносились, бесконтрольно, взмывали день за днём всё выше и выше, а конструктивная система, призванная сдерживать стоимость марки на постоянной отметке, с треском провалилась... Идентичный рост за оборот, идентичность роста, ноль изменений, и, таким образом, тишь и гладь навеки, вот какими были тайные считалочки детства Науки Контроля и Управления — тайные и ужасные, как повествуется в багровых историях. Отклоняющиеся колебания любого рода – это считай что Худшая из Угроз. Тебе не позволялось раскачивать качели на этих игровых площадках выше определённого угла от вертикали. Драки пресекались быстро, со сноровкой, которая не заставила себя ждать. Дождливые дни не могли позволить себе лишнего грома и молний, никогда, и только высокомерно стеклянная серость скапливалась в нижних слоях, монохромный вид долин заполненных мшистой трухой, корнями торчащими к небу без чрезмерно злобной игривости (вроде некоего белого сюрприза для элитарников, там наверху, которые никогда не замечают, нет…), долины наполнялись осенью, и увядали с дождём, стародевственно коричневые под её золотом… крайне равномерно дроблённая изморось сманивала тебя через участки в окраинных улочках, становящихся всё загадочней и колдоёбистей, и всё плотнее распланированными, участок вклинивался в другой, поперекрученный раз семь, а то и больше, углами каменной ограды, с выкрутасами оптического дневного времени, покуда мы не вырывались, разгорячённые, приумолкшие, из окраинного района улиц за черту города, в чересполосицу тёмных полей и перелесков, к началу настоящего леса, где понемногу начинает возникать предстоящее испытание, и в наши сердца понемногу закрадывался страх… но, как ни одни качели не в состоянии размахнуться дальше определённой высоты, так же и лес не пускал проникнуть за пределы определённого радиуса, до сей черты и не глубже. Предел присутствовал всегда, чтобы было во что упереться. И как же легко шёл рост при подобной упорядоченности. Всё выглядело настолько целостным, по мере возможности. Контуры вообще насилу удавалось различить, ещё меньше заглянуть за них. Разрушение, о, и демоны — да, в том числе и Максвелов — таились глубоко в лесах, с прочим зверьём, в склепах и недрах редутов твоей безопасности...