Финишный рывок
(Безбожная ТрагиКомедия из 25-и Поворотов и Эпилога для театра с поворотной сценой.
Ни одно событие не вымышлено. Почти все имена подтасованы)
Поворот 15-й
Площадь кольцевой дороги. На окружающих тротуарах толпа, как на всенародных советских праздниках, но транспарантов ещё не раздали. Мимо людей, стоящих на одном месте, группы пешеходов с носильными вещами не прекращают двигаться в различных направлениях. В толпе нечастые вкрапления молодых людей с автоматами, однако в гражданской одежде. У всех вытянутые лица, в общем настроении преобладает насторожённость, подавленность, неведение: что же дальше? По спуску центральной улицы от главной площади наверху, вышагивает пара вооружённых солдат в камуфляжках. На толстостенных, не жестяных, шлемах закреплены мобильные видеокамеры.
Они идут, лавируя, среди пешеходов. Все оборачиваются вслед.
Т о л п а. Турки! — Может, миротворцы? — Разведка, точно! — Они уже в Кркжане! — Какие ещё миротворцы!
Навстречу солдатам идёт Тиль. Останавливается, смотрит.
Т и л ь. Вот он и пробил звёздный час! Внимание всего Колизея приковано к звонарям!
Качая головой жестом «а-я-яй!», уходит вверх по той же улице, ораторствуя.
Миацум! Блин! Миацум! И — 30 лет резать друг другу глотки! И — гнуть шеи под десяток тупорылых олигархов! О, боги! Угораздило ж меня к этим хомо сапиенсам! За что? Что я не так сделал в прошлой жизни? Был бы сейчас кузнечиком, или воробушком...
Поворот 16-й
Тротуар между парком и сквером, в котором высится монумент человека без шапки, в расстёгнутом пальто. Нет, не Ленин — не хватает лысины, да и бородка чуть длиннее. Сухопарая женщина в джинсах и синей куртке работает метлой, сметая листья усеявшие тротуар. К ней на подходе Тиль — с одной стороны; с другой — усатый мужик в плаще и кепке. Тот оказался пошустрей и, поравнявшись с метельщицей, завёлся возбухать на повышенных тонах.
Женщина стоит перед ним без движения, опустив голову.
М у ж и к. Ну, куда? Куда? Что творишь, а? Для Турков стараешься? Чтобы пришли на чистое? Тебе больше делать нечего?!
Т и л ь (Проходит мимо, но через пару метров разворачивается к Оратору). Эй! Сепаратист-агитатор! А ты хочешь, чтоб Турки пришли и сказали — «что за свиньи тут жили?» А и даже до их прихода, я вот сейчас тут поскользнусь, ногу сломаю, или другой кто-нибудь. Ты этого хочешь, патриот?
М у ж и к (Опешив). Так смотреть надо где идёшь…
Т и л ь. Я всю жизнь смотрел, а теперь – что?
Разочарованно махнув рукой, Тиль уходит. Мужик уходит в другую сторону. Женщина в синем снова принимается за работу, сметает листья, опавшие на тротуар.
Тиль выходит на просцениум, где навстречу ему идёт молодая мама, держа за руку девочку лет 3. В другой руке ребёнка цветок с жёлтыми лепестками на длинном стебле. Тиль останавливается.
Т и л ь (Удивлённо). Топинамбур! (Объясняет остановившейся перед ним молодой маме) Этот цветок называется «топинамбур».
М о л о д а я м а м а (Смущённо) Ребёнок захотел…
Т и л ь. Да, но откуда посреди города топинамбур? Они же не декоративные.
М о л о д а я м а м а (Всё также смущаясь). Для девочки один сорвала…
Т и л ь. Хорошо и сделала! Но почему для такой красавицы всего один? Вон на газоне сколько, и ноготки, и львиный зев, и… нет, этого не знаю. Извините. Всего вам доброго. (Уходит).
Поворот 17-й
Тротуар перед рядом магазинов, стекло чьих стен растёт из приземистого цоколя высотой с лестничную ступеньку. На этой незначительной высоте, опершись спиной на гладкую прозрачность, сидит юная девушка с мокрыми глазами. Позади неё опустошённое пространство магазина где нет ни полок, ни манекенов. На коленях сидящей девушки катушка собачьего поводка, протянувшегося по асфальту по ту сторону тротуара, под дерево, где на брюхе лежит собака и грызёт крупную кость, придавив передними лапами. По соседству мародёры громят большой писчебумажный магазин «Канцлер», пол усыпан мелким товаром, некуда ногу поставить, грабители вынуждены с хрустом топтаться, изучая ассортимент завалявшегося на полках. Женщина лет сорока покидает «Канцлера» с чёрным пластмассовым кругом настенных часов подмышкой.
По тротуару к ней подбегает подруга с флакончиком в руке, даёт понюхать.
П о д р у г а. Ну? А?
М а р о д ё р к а. Где?
П о д р у г а (Указывает рукой назад). Там!
М а р о д ё р к а. Иии! (Швыряет часы обратно в разбитую дверь «Канцлера», вместе с подругой рысит в указанном направлении.)
С противоположной стороны появляется Тиль. Возле девушки, отрешённо глядящей на грызущую собаку, он переступает поводок на тротуаре, затем остановившись, оборачивается.
Т и л ь (Кивает на собаку). Папа сказал, что места нет?
Девушка расправляет слипшиеся от слёз ресницы, молча, кивает.
Т и л ь. А как зовут?
Д е в у ш к а с м о к р ы м и г л а з а м и. Хачико.
Т и л ь. Да я не про породу спрашиваю, а про кличку.
Д е в у ш к а с м о к р ы м и г л а з а м и. Зовут Хачико, а порода — Акито.
Т и л ь. Вон оно что! А я после того фильма с Ричардом Гиром, думал «Хачико» это название породы. Надо-таки заняться Японским поплотнее. Хорошее кино, нет?
Девушка с мокрыми глазами кивает, достаёт салфетку, высмаркивается. Тиль отходит к магазину «Канцлер», заглядывает в распахнутую дверь, достаёт телефон, выбирает в нём программу.
Т и л ь (Громким голосом для объявлений). Ай, люди добрые! Минуточку внимания! Произвожу фотосъёмку для своего личного архива! Кто не желает увековечиться, прошу покинуть помещение!
В ответ более частый хруст россыпи хрупких канцтоваров на плитках пола, однако никто не выходит.
Т и л ь. Ну или хотя бы так — сзади вы тоже симпатично фотогеничны! (Делает пару снимков камерой телефона).
Рядом с ним останавливается молодой человек за 30, классический тип офисного карьериста в очках с толстой чёрной оправой.
К а р ь е р и с т (Возмущённо, повышенным тоном обращается к Тилю). Этого нельзя делать! Кто вам позволил! Если это попадёт вражеской пропаганде? Нельзя! Нельзя!
Т и л ь. Тогда настучи на меня родному КГБ. А ещё лучше купи себе рюкзачок с мегафоном, да изберись премьером, потом будешь указы издавать кому что нельзя.
вверх-скок