Финишный рывок
(Безбожная ТрагиКомедия из 25-и Поворотов и Эпилога для театра с поворотной сценой.
Ни одно событие не вымышлено. Почти все имена подтасованы)
Поворот 22-й
Сат, в углу напротив (по диагонали), стоит спиной к нему, опершись руками и свесив голову над газовой плитой, которая тоже не работает по упомянутой уже причине.
Т и л ь (Не поднимая головы) Опять в Антарктиде какая-то хрень из-подо льда вытаяла, что никто не знает, что́ оно такое. Не планета, а свалка утиля от пришельцев. Кошмар! Я уже боюсь по ночам просыпаться.
С а т (Медленно поднимая голову) Кошмар не в этом, а в том, что с тобой сделают. Что тебя тут держит? Дом? Который всю жизнь строишь, никак не достроишь? Подумай хотя бы о детях!
Т и л ь (Откладывает мобильник, кряхтя пристраивает диванную подушку под спину, откидывается назад). Мне про внуков приятней думать. И, Сат, давай не будем. Всё же ведь уже решили.
С а т. Что решили? Кто решил? Решил — это не решили!!
Она проходит к дальнему от плиты кухонному столу, распахивает дверцу, берёт с полки белую пластмассовую скалку.
Т и л ь (Насторожившись). Э-э… это ведь не то, что я подумал?
С а т. Нет, это не то. (Кладёт скалку обратно, чтобы взять более увесистую, выточенную из дерева на токарном станке. Пересекает комнату в угол с компьютером, бьёт скалкой по флешке WiFi в его морде. От следующего удара, сверху, боковая крышка чёрной жести отлетает на пол).
Т и л ь (Ухватясь за спину, вскрикивает с дивана). Нет! Там же заглавный труд всей моей жизни! (Скалка сбивает монитор на пол) Ему же больно!
С а т (Кричит, добивая клавиатуру). Труд жизни? Да ты, кроме детей вообще ничего делать не умеешь!
Т и л ь (Перекрикивая шум ударов) Делать детей не труд, а высокое искусство!
С а т. А мой труд? А моя жизнь? (Сметает скалкой со стены вышивки и прочие обрамлённые произведения) Где моя жизнь? (Она переключается на сервант. Разбила стёкла, лупит по полке. Лишённые опоры тарелки и фужеры ссыпаются на плитку пола).
Т и л ь (С дивана). Ну молодец! Да? И как тут теперь ходить?
С а т. Ходить? (Распахивает в полу квадрат крышки подвала под кухней) И ходить, и гулять, и бегать!
(Бросает в подвал скалку, выбегает в ванную, вернувшись со шваброй сметает осколки в подвал, сопровождая трудовые усилия яростными восклицаниями. Сбросив и швабру под конец, оборачивается к настенным шкафчикам и столам кухонной секции)
Всю жизнь из последнего тянулась! Чтоб не хуже, чем у людей!
(Сдёргивает со стены половники, венчики, дуршлаги etc., швыряет в подвал, откуда приглушённо доносится их прощальный перестук)
И теперь всё — Туркам? (Распахнув дверцы столов, выбрасывает кастрюли, сковородки, и прочую утварь в открытый люк) Нате, Турки! Всё вам!
(Опрокидывает ничком стиральную машину из-под столешницы, выдёргивает из стола выдвижной ящик, берёт оттуда большой разделочный нож, остальную коробку с ножами-вилками-ложками отправляет в люк, затем хватается за водоподающий шланг на спине поверженной машины).
Т и л ь. Ну конечно! Осталось только тут потоп устроить! Я со своей спиной до Арарата не успею добежать!
(Сат молча откладывает нож, подтягивает за шланг трубу металлопласта, в которую тот подключён и перекрывает поворотный вентиль, затем снова бёрёт нож и режет шланг надвое.)
Молодец, девочка! Что значит техническое образование! Куда там всяким кисейным юристочкам и менеджюрькам!
(Она рывком заваливает холодильник из угла. В падении со своей подставки, тому, каким-то образом, удаётся вывернуться и упасть навзничь.)
Ха! Пустой бы и я смог! Ты бы перед блокадой попробовала его опрокинуть!
(Распахнув насторону пластмассовую дверцу морозилки, Сат выламывает её из сустава и швыряет на пол. То же самое делает с дверцей общей секции.)
Женщина! Откуда в тебе столько страсти? Где ты прятала её всю жизнь?
С а т. Замолчи!
Раздаётся рингтон телефона Тиля, это залихватская “Эх, яблочко! Да куды котишься?” Он отвечает на звонок, включив громкую связь. В продолжение разговора Сат, чуть спокойнее, продолжает сбрасывать всё, что подвернётся в подвальный люк, но затем садится за стол и сопереживает услышанному.
Э л л а. Привет, пап! Как ты?
Т и л ь. Тихо-тихо, но лучше всех. Ты как?
Э л л а. Хорошо. (Услыхав приземление останков компьютера в подвале) Это что? У вас там как? В новостях говорили, что боевые действия прекращены.
Т и л ь. Всё штатно. Деревни брошены, жители перешли жить в пробку на улицах в направлении таможни. У кого нет ни машины, ни трактора заполнили правительственные здания, кроме президентского, а также гостиницу “Армения”, в ожидании вывоза их автобусами. Так что, у нас уже свет не по графику, а постоянно, и твоя мама затеяла генеральную уборку.
Э л л а. Артак звонил. Говорит, что записал вас на автобусы, ещё в первый день регистрации.
Т и л ь. Ай, да Артак! Не зря он почти всегда мне нравился. Деловитый такой…
Э л л а (Прерывая отца). Ты зубы не заговаривай! Что это ты там вытворяешь? Не поедет он! Маму до инфаркта довести хочешь? А о нас ты подумал?
С а т. О чём ты говоришь? Он только о себе думает!
Т и л ь. Дети за родителей не отвечают!
Э л л а. Привет, мам. Пап, я тут тебе устроила коллективный звонок, на вайбере получается.
Р о з а. Здравствуй, папа.
Т и л ь. Роза? Как ты? Дети? Муж? Пёс по кличке Арик?
Р о з а. Замечательно! Арик тоже тебе привет передаёт.
В и к а. Деда, привет!
Т и л ь. О, Царевна-Лисичка! И ты тут! Как ты, милая?
В и к а. Хорошо.
А р а м. Привет, пап.
Т и л ь. Привет Арам! Вот истинный джентльмен – затаился, пока дамы вперёд пройдут. Как там моя единственная сноха? Детсадник себя как ведёт?
А р а м. Да всё хорошо. Только ты вот там, что делаешь?
Т и л ь. Живу я тут, Арам--чьянарм. —
Уважительная добавка (послелог) к имени собеседника, так же как -"сан" в Японии, например. Чего и вам желаю — кому, как, и где хочется.
Р о з а. Пап, я тебя очень прошу, не упрямься. Я обещаю — создадим все условия для спокойной умеренной жизни. Уголок и компьютер. Тебе же есть ещё что писать. Где сам захочешь, но только, чтобы мы могли иногда приходить в гости.
Ещё и мама из-за тебя не выехала, даже если что-то и было между вами не так, всё равно она тебя любит
Мужчина с характером это хорошо, но не в этот раз прошу, умоляю. Ещё раз прошу, измени своё решение. Не оставляй нас одних. За что?
И как мне объяснить твоим внукам? Что дедушка не хочет вас видеть?
Завтра были бы уже в Армении. Я уже ищу билеты в Ереван. Оставлю Настю у тёти и прилечу вас увидеть. Так хочу вас обнять, соскучилась...
Тебе себя не жалко пожалей меня, сейчас ты бросаешь меня — за что?
Сат, уперев локти в стол, прячет лицо в ладонях. По громкой связи слышны рыдания.
Т и л ь. Опа! Там кто-то посторонний с вами? По-незнакомому как-то плачет. Или это ты, Элла? Я лет десять не слышал, как ты хлюпаешь.
Э л л а. Если бы не ты, мама была бы уже в безопасности. Не любишь ты всех нас, врёшь. Если бы любил, не делал бы мне так больно, не проливал бы моих слёз. Я всегда знала, что у меня папа лучше всех. Никто не знает, какой он добрый. А где теперь доброта? Ты жену, сына и дочерей не должен пожалеть?
Вот скажи, почему мои все двоюродные должны радоваться, что родители рядом, а я должна переживать и плакать? За что мне такое, чем я хуже их? Оставался бы в той своей деревне
Т и л ь. Так меня ж оттуда капитулировали! Не виноватая я!
Э л л а (Не слыша и не слушая его). Один раз ты уже предал нас и сейчас снова предаёшь. Это нам нужен папа, мы тебе не нужны. Мы тебе не дороги, дорогими людьми не разбрасываются, не предают. Папа, что ты творишь! Боже, нельзя же так! (Плачет.)
Т и л ь. Боже, как я тебе завидую, рёвушка-коровушка! Слёзы очищают организм и облегчают душу. Да если б я, хотя б на полпроцента умел плакать как ты, то горя б не знал! Заплачь — дам калач! Зареви — дам три!
Э л л а. Да ну тебя! Ты вечно! (Перестаёт плакать.)
А р а м. Одно дело, когда родители умирают от старости и дети остаются одни. Другое дело ты.
Решил умереть от рук врага — твоё право. Но не смей убивать маму, вытащи её в Горис и можешь возвращаться.
Т и л ь. И ты, Брут! То есть, Арам Тилевич, извиняюсь. Ты кого перелукавить вздумал? Уважай свои же собственные гены, пожалуйста! Я не настолько лох, каким прикидываюсь. Выехать в Горис, потом вернуться через блокпосты блокады? Да кто меня впустит? Вон, Элла в апреле на неделю выехала и до сих пор в Ереване кукует. Так что не делай мне мозги. Пожалуйста.
В и к а (Она говорит с лёгким акцентом глобального сообщества, иногда не попадает в падёжные окончания, но на чисто Русском.) Привет деда, я знаю, что ты уперся, но я понимаю, но это не выход там сидеть. У меня, кроме тебя, дедушку нету и мне нету охоты тебя терять. Бабуся обижена и мама тоже. Мне не нравится, когда кто-то обижает кого-то, но не ожидала такого от тебя. Я понимаю, что есть что, и зачем ты уходит не хочиш, я бы тоже не ушла, но ты в семие нужен. We need you don't leave us!
Т и л ь. Thank you, honey!
В и к а. Welcome!
Т и л ь. Люди, вы не представляете, до чего вы классный чьуварКарабахский арм. —
Народ / люди
! А я слов таких не знаю, чтоб рассказать, как я вас всех люблю. Но прошу, поймите — у меня был трудный день, я старый больной пердун, мне нужно время, чтобы всё ещё раз обдумать и принять правильное решение. Поэтому я с вебинара удаляюсь. Без обид. Ладно? Пока-пока. (Поёт) We are the family! We are the family!
(Выключает телефон, бросает на диван рядом с собой, задумчиво доканчивает строчку песни.) Like no other in the world, my friend!
(Обращаясь к Сат за столом)
Хорошие у тебя получились дети, Сат.
С а т. У меня? Они что, не твои, что ли?
Т и л ь. При чём тут я? У мужика одна роль — подсобник.
Его телефон начинает наяривать “яблочко”.
Т и л ь. Или я их перехвалил? Нет. Номер незнакомый. (Включает.)
Г о л о с - з в о н я щ е г о. Тильберт Сократович, не оставайтесь. Вам нельзя там оставаться!
Т и л ь. Во-1-х, не “Сократович”, а “Сократыч”, а во-2-х, вы кто вообще такой?
Г о л о с. Меня зовут Артём.
Т и л ь. Приятно познакомиться. Теперь я понял, что именно вы мне запрещаете, любезнейший, но не могли бы вы детальней изложить, что вам от меня надо?
Артём даёт отбой, Тиль недоумённо смотрит на трубку, роняет её на диван.
Т и л ь (Раздумчиво). Ахху!.. (Делает паузу) Артём? Артём… хм… Я знал только одного Артёма, с которым монтёрили интернет в Арминко. Благовоспитанный юноша приятных манер. Нет, голос не его… ну, говорю же... (Решительно доканчивает) ...Йеть! (Взглядывает на Сат, которая сидит за столом, охватив виски ладонями) Сат! Может быть, у нас есть где-то побочный сын, о котором я не знаю? Артёмом зовут.
Сат поднимет голову. Молча, но выразительно смотрит на него.
Молчу! Молчу! Что сделал? Спросил только…
Гостиная, она же кухня, в доме Сат и Тиля. Вдоль стены напротив окна: газовая плита с вытяжкой, следом кран с двойной раковиной в длинной толстой столешнице. Два кухонных стола с дверцами и ящиками, разделены стиральной машиной, поверх которой проложен ещё один кусок столешницы, от стола до стола. Повыше рабочего пространства подвешен строй из трёх вместительных кухонных шкафчиков. Стена в экономичной кафельной облицовке, которая не тратилась на места скрытые мебелью. Часть стены выше вытяжки газовой плиты и шкафчиков оклеена (как и остальное помещение) обоями в спокойных серых тонах, с узором ткани “джерси”. На первый взгляд может показаться, что это и есть ткань, но нет — это обои, немоющиеся.
Столы и шкафчики импортные, производились в странах лагеря социалистического содружества, в конце 70-х прошлого столетия, однако свежий дизайн раскраски, из абстракно-геометрических чёрно-белых фигур на сером фоне, скрывает этот факт и заставляет IKEA нервно курить в сторонке.
Под ближним к плите шкафчиком, рейка вешалки, с крючков которой по кафелю густо свисают половники, щеточки и прочая утварь неизвестных наименований кулинарного назначения. В правом углу, замыкающим в строю, высокий элегантный холодильник японской марки.
На самодельной табуретке перед газовой плитой, солидная электрическая плитка кустарного производства: спираль на паре огнеупорных кирпичин в оправе из жести, и на жестяных же ножках, с надёжно толстым чёрным кабелем. Розетка в стене является порталом, после которого кухня переходит в гостиную, за точкой превращения (за розеткой) начинается сервант конца 60-х прошлого столетия, с передней стенкой из пары передвижных листов толстого стекла. Внутри, на стеклянной же полке и ниже, стопки тарелок, блеск хрусталя графинчиков и фужеров разнообразно изысканных форм.
Сервант явно не избежал реставрации в период самоизоляции по случаю общеобязательной пандемии. Он стал чёрно-серым. Над ним круглый диск антикварной долгоиграющей пластинки, переиначенный в настенные часы, по рецептуре умельцев из интернета. Циферблат, конечно, серый с неброской надписью Home, sweet Home. За сервантом следует длинная тумбочка. Чёрная. Над нею чёрный прямоугольник настенного телевизора для среднего общественного класса. На стене левее, почти в углу, серо-чёрный дизайн контрастно оживляется парой вышивок гладью в разнокалиберных рамочках, и другими художественными артефактами личного творчества, тоже в рамочках.
В углу — кубообразный компьютерный стол с чёрной жестяной коробкой компа башенной архитектуры. Спиной к боковине компьютера жидкокристаллический монитор “ЛОС”. Выдвижная из-под столешницы полка для клавиатуры припёрла в самый угол стул, на который садиться теперь получается только сбоку.
По центру комнаты-кухни чёрный овальный стол (ножки серые) в окружении 4-х чёрных стульев, на сиденьях серые матрасики со шнурочками, привязывать их к спинкам узелками «на бантик».
Серая дверь, обрамляющая крупноразмерный лист матового стекла, находится в стене между холодильником и диваном. Диван покрыт чехлом чуть более тёмного оттенка, чем обои, но с почти таким же узором по ткани. В углу за ним — чёрный параллелепипед газовой печки Иранского производства, с жестяной трубой, уходящей в потолок.
(Длинное окно с деревянной рамой и придвинутый к подоконнику столик из машинки “зингер” и толстого ламината, а даже и верёвчатые шторы описывать не стоит — они загородят обзор зрителям).
Пол — кафельная плитка среднего размера, потолок из пластиката.
Тиль сидит в конце дивана рядом с газовой печкой, которая не работает (блокада отключила газ), листает, свесив голову, свой мобильный телефон.