автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

                               
                              

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят !.. ...в интернете ...   

subtitle

Финишный рывок

(Безбожная ТрагиКомедия из 25-и Поворотов и Эпилога для театра с поворотной сценой.
Ни одно событие не вымышлено. Почти все имена подтасованы)

Поворот 22-й

Гостиная, она же кухня, в доме Сат и Тиля. Вдоль стены напротив окна: газовая плита с вытяжкой, следом кран с двойной раковиной в длинной толстой столешнице. Два кухонных стола с дверцами и ящиками, разделены стиральной машиной, поверх которой проложен ещё один кусок столешницы, от стола до стола. Повыше рабочего пространства подвешен строй из трёх вместительных кухонных шкафчиков. Стена в экономичной кафельной облицовке, которая не тратилась на места скрытые мебелью. Часть стены выше вытяжки газовой плиты и шкафчиков оклеена (как и остальное помещение) обоями в спокойных серых тонах, с узором ткани «джерси». На первый взгляд может показаться, что это и есть ткань, но нет — это обои, но не «моющиеся».

Столы и шкафчики импортные, производились в странах лагеря социалистического содружества, в конце 70-х прошлого столетия, однако свежий дизайн раскраски, из абстрактно-геометрических чёрно-белых фигур на сером фоне, скрывает этот факт и заставляет IKEA нервно курить в сторонке.

Под ближним к плите шкафчиком, рейка вешалки, с крючков которой по кафелю густо свисают половники, щеточки и прочая утварь неизвестных наименований кулинарного назначения. В правом углу, замыкающим в строю, подтянутый и элегантный холодильник японской марки.

На самодельной табуретке перед газовой плитой, солидная электрическая плитка кустарного производства: спираль на паре огнеупорных кирпичин в оправе из жести, и на жестяных же ножках, с надёжно толстым чёрным кабелем. Розетка на границе между кухней и гостиной предваряет сервант конца 60-х прошлого столетия, с передней стенкой из пары передвижных листов оргстекла. Внутри, на прозрачной полке стопки тарелок, блеск хрусталя графинчиков и фужеров разнообразно изысканных форм.

Серванту явно пришлось пережить реставрацию по случаю самоизоляции при общеобязательной пандемии. Он стал угольно-серым. Над ним круглый диск антикварно виниловой долгоиграющей пластинки, переиначенный в настенные часы, по рецептуре умельцев из интернета. Циферблат, конечно же, серый с неброской надписью Home, sweet Home. За сервантом следует длинная тумбочка. Чёрная. Над нею чёрный прямоугольник настенного телевизора для среднего общественного класса. На стене левее, почти в углу, серо-чёрный дизайн контрастно оживляется парой вышивок гладью в разнокалиберно остеклённых рамочках, и другими художественными артефактами личного творчества, тоже в рамочках, но без стекла.

Угол занят стулом перед кубообразным компьютерным столом с чёрным коробом «железа» башенной архитектуры. Спиной к жестяной боковине компа жидкокристаллический монитор «ЛОС». Выдвижная полка для размещения клавиатуры задвинула стул в самый угол, теперь садиться на него возможно только боком в профиль.

По центру гостиной-кухни чёрный овальный стол на серых ножках, окружённый  четырьмя стульями. Им по полсотни лет, но все свеже-чёрные, на сиденьях серые матрасики с мягкими шнурочками для привязки к спинкам узелками «на бантик», тоже серыми.

Серая входная дверь, обрамляющая крупноразмерный лист матового стекла, находится в стене между холодильником и диваном. Диван покрыт чехлом чуть более тёмного оттенка, чем обои, но с почти таким же узором по ткани. В углу за ним — чёрный параллелепипед газовой печки Иранского производства, с белой жестяной трубой, выведенной через потолок.

(Длинное окно с деревянной рамой и придвинутый к подоконнику столик из машинки «зингер» и куска толстого мебельного ламината, а также верёвчатые шторы описывать не стоит, чтобы не загородили зрителю обзор.)

Пол — кафельная плитка среднего размера, потолок из пластиката.

Тиль сидит в конце дивана рядом с газовой печкой, которая не работает (блокада отключила газ), листает, свесив голову, свой мобильный телефон.
Сат, в углу по диагонали, стоит спиной к нему, опершись руками и свесив голову над газовой плитой, которая тоже не работает по уже упомянутой причине.

Т и л ь (Не поднимая головы) Опять в Антарктиде какая-то хрень из-подо льда вытаяла, и никто не знает, это что вообще такое. Не планета, а свалка утиля от пришельцев. Кошмар! Я уже боюсь по ночам просыпаться.

С а т (Медленно поднимая голову) Кошмар не в этом, а в том, что с тобой сделают. Что тебя тут держит? Дом? Который всю жизнь строишь, никак не достроишь? Подумай хотя бы о детях!

Т и л ь (Откладывает мобильник, кряхтя пристраивает диванную подушку под спину, откидывается назад). Мне про внуков приятней думать. И, Сат, давай не будем. Ведь всё  уже решили.

С а т. Что решили? Кто решил? Решил — это не решили!!

Она проходит к дальнему от плиты кухонному столу, распахивает дверцу, берёт с полки белую пластмассовую скалку.

Т и л ь (Настороженно). Э-э… это ведь не то, что я подумал?

С а т. Нет, это не то.
Кладёт скалку обратно, чтобы взять скалку, выточенную из дерева на токарном станке. Пересекает комнату по диагонали, в угол с компьютером. Скалка лупит по флешке WiFi в его морде. От следующего удара, сверху по темени, боковая крышка чёрной жести отлетает на пол.

Т и л ь (Ухватясь за спину, вскрикивает с дивана). Нет! Там же заглавный труд всей моей жизни! (Удар в пластмассовый висок сшибает монитор на плитки пола) Ему же больно!

С а т (Кричит, добивая клавиатуру). Труд жизни? Да ты, кроме детей вообще ничего делать не умеешь!

Т и л ь (Перекрикивая шум ударов) Делать детей не труд, а высокое искусство!

С а т. А мой труд? А моя жизнь? (Сметает скалкой со стены вышивки и прочие обрамлённые произведения) Где моя жизнь?
Она переключается на сервант. Разбив лицевые стёкла, шарахает по полке. Тарелки и фужеры, утратив опору, сыпятся со звяком на пол.

Т и л ь (С дивана). Ну молодец! Да? И как тут теперь ходить?

С а т. Ходить? (Распахивает в полу квадрат крышки подвала под кухней) И ходить, и гулять, и бегать!

Бросает в подвал скалку, выбегает в ванную, вернувшись со шваброй сметает осколки в подвал, сопровождая  усилия яростными восклицаниями. Сбросив и швабру туда же, оборачивается к настенным шкафчикам и столам кухонной секции.

С а т. Всю жизнь из последнего тянулась! Чтоб не хуже, чем у людей!

Сдёргивает со стены половники, венчики, дуршлаги etc., швыряет в подвал, откуда приглушённо доносится их прощальный грохот.

И теперь всё — Туркам? (Распахнув дверцы столов, выбрасывает кастрюли, сковородки, и прочую утварь в открытый люк) Нате, Турки! Всё вам!

Опрокидывает ничком стиральную машину из-под столешницы, выдёргивает из стола выдвижной ящик. Переложив большой разделочный нож на столешницу, отправляет  остальные  ножи-вилки-ложки в люк, затем ухватывает заготовленный нож и   водоподающий шланг на спине поверженной машины.

Т и л ь. Ну конечно! Осталось тут только  потоп устроить! Я со своей спиной до Арарата не успею добежать!

Сат молча откладывает нож, подтягивает за шланг трубу металлопласта, в которую тот подключён и перекрывает поворотный вентиль,  снова бёрёт нож и режет шланг надвое.

Т и л ь. Молодец, девочка! Что значит техническое образование! Куда там всяким кисейным юристочкам и менеджюрькам!

Она рывком заваливает холодильник из угла. В падении со своей подставки, тому, каким-то образом, удаётся вывернуться и упасть навзничь.

Ха! Пустой бы и я смог! Ты бы перед блокадой попробовала его опрокинуть!

Распахнув насторону пластмассовую дверцу морозилки, Сат выламывает её из сустава и швыряет на пол. Та же участь постигла  и большую дверцу.

Женщина! Откуда в тебе столько страсти? Где ты прятала её всю жизнь?

С а т. Замолчи!

Раздаётся рингтон телефона Тиля, это залихватская «Эх, яблочко! Да куды котишься?» Он отвечает на звонок, включив громкую связь. В продолжение разговора Сат, чуть спокойнее, продолжает сбрасывать всё, что подвернётся в подвальный люк, но затем садится за стол и сопереживает услышанному.

Э л л а. Привет, пап! Как ты?

Т и л ь. Тихо-тихо, но лучше всех. Ты как?

Э л л а. Хорошо. (Услыхав приземление останков компьютера в подвале) Это что? У вас там как? В новостях говорили, что боевые действия прекращены.

Т и л ь. Всё штатно. Деревни брошены, жители перешли жить в пробку на улицах в направлении таможни. У кого нет ни машины ни трактора заполнили правительственные здания, кроме президентского, а также гостиницу «Армения», в ожидании вывоза их автобусами. Так что, у нас уже свет не по графику, а постоянно, и твоя мама затеяла генеральную уборку.

Э л л а. Артак звонил. Говорит, что записал вас на автобусы, ещё в первый день регистрации.

Т и л ь. Ай, да Артак! Не зря он почти всегда мне нравился. Деловитый такой…

Э л л а (Прерывая отца). Ты зубы не заговаривай! Что это ты там вытворяешь? Не поедет он! Маму до инфаркта довести хочешь? А о нас ты подумал?

С а т. О чём ты говоришь? Он только о себе думает!

Т и л ь. Дети за родителей не отвечают!

Э л л а. Привет, мам. Пап, я тут тебе устроила коллективный звонок, на вайбере получается.

Р о з а. Здравствуй, папа.

Т и л ь. Роза? Как ты? Дети? Муж? Пёс по кличке Арик?

Р о з а. Замечательно! Арик тоже тебе привет передаёт.

В и к а. Деда, привет!

Т и л ь. О, Царевна-Лисичка! И ты тут! Как ты, милая?

В и к а. Хорошо.

А р а м. Привет, пап.

Т и л ь. Привет Арам! Вот истинный джентльмен – затаился, пока дамы вперёд пройдут. Как там моя единственная сноха? Детсадник себя как ведёт?

А р а м. Да всё хорошо. Только ты вот там, что делаешь?

Т и л ь. Живу я тут, Арам-чьян. Чего и вам желаю — кому, как, и где хочется.

Р о з а. Пап, я тебя очень прошу, не упрямься. Я обещаю — создадим все условия для спокойной умеренной жизни. Уголок и компьютер. Тебе же есть ещё что писать. Где захочешь, но только там, где мы могли бы иногда приходить в гости.

Ещё и мама из-за тебя не выехала, даже если что-то и было между вами не так, всё равно она тебя любит.

Мужчина с характером это хорошо, но не в этот раз прошу, умоляю. Ещё раз прошу, измени своё решение. Не оставляй нас одних. За что?

И как мне объяснить твоим внукам? Что дедушка не хочет вас видеть?

Завтра были бы уже в Армении. Я уже ищу билеты в Ереван. Оставлю Настю у тёти и прилечу вас увидеть. Так хочу вас обнять, соскучилась...

Я положила на на открытый гроб своего отца цветы, помню так отчётливо тот момент. И снова терять папу? И снова от рук азеров?

Тебе себя не жалко, пожалей меня. Как я должна вынести ещё одну потерю? Я маленькая выбрала тебя, хотела, чтоб ты был моим папой, а сейчас ты бросаешь меня — за что?

Сат уперев локти в стол прячет лицо в ладонях. По громкой связи слышны рыдания.

Т и л ь. Опа! Там кто-то посторонний с вами? По-незнакомому как-то плачет. Или это ты, Элла? Я лет десять не слышал как ты хлюпаешь.

Э л л а. Если бы не ты, мама была бы уже в безопасности. Не любишь ты всех нас, врёшь. Если бы любил не делал бы мне так больно, не проливал бы моих слёз. Я всегда знала, что у меня папа лучше всех. Никто не знает, какой он добрый. А где теперь доброта? Ты жену, сына и дочерей не должен пожалеть?

Вот скажи почему мои все двоюродные должны радоваться, что родители рядом, а я должна переживать и плакать? За что мне такое, чем я хуже их? Оставался бы в той своей деревне.

Т и л ь. Так меня ж оттуда капитулировали! Не виноватая я!

Э л л а (Не слыша и не слушая его). Один раз ты уже предал нас и сейчас снова предаёшь. Это нам нужен папа, мы тебе не нужны. Мы тебе не дороги, дорогими людьми не разбрасываются, не предают. Папа, что ты творишь! Боже, нельзя же так! (Плачет.)

Т и л ь. Боже, как я тебе завидую, рёвушка-коровушка! Слёзы очищают организм и облегчают душу. Да если б я, хотя б на полпроцента умел плакать, как ты, то горя б не знал! Заплачь — дам калач! Зареви — дам три!

Э л л а. Да ну тебя! Ты вечно! (Перестаёт плакать.)

А р а м. Одно дело, когда родители умирают от старости и дети остаются одни. Другое дело — ты.

Решил умереть от рук врага — твоё право. Но не смей убивать мою маму, вытащи её в Горис и можешь возвращаться.

Т и л ь. И ты, Брут! То есть, Арам Тилевич, извиняюсь. Ты кого перелукавить вздумал? Уважай свои же собственные гены, пожалуйста! Я не настолько лох, каким прикидываюсь. Выехать в Горис, потом вернуться через блокпосты блокады? Да кто меня впустит? Вон, Элла в апреле на неделю выехала и до сих пор в Ереване кукует. Так что не делай мне мозги. Пожалуйста.

В и к а (Она говорит с лёгким акцентом глобального сообщества, иногда не попадает в падёжные окончания, но на чисто Русском.) Привет деда, я знаю, что ты уперся, но я понимаю, но это не выход там сидеть. У меня, кроме тебя, дедушку нету и мне нету охоты тебя терять. Бабуся обижена и мама тоже. Мне не нравится, когда кто-то обижает кого-то, но не ожидала такого от тебя. Я понимаю, что есть что, и зачем ты уходит не хочиш,я бы тоже не ушла, но ты в семие нужен. We need you don't leave us!

Тиль. Thank you, honey!

В и к а. Welcome!

Т и л ь. Люди, вы не представляете, до чего вы классный чьувар!карабах.-арм. —
     народ
А я слов таких не знаю, чтоб рассказать, как я вас всех люблю. Но прошу, поймите — у меня был трудный день, я старый больной пердун, мне нужно время, чтобы всё ещё раз обдумать и принять правильное решение. Поэтому я с вебинара удаляюсь. Без обид. Ладно? Пока-пока. (Поёт) We are the family! We are the family!

Выключает телефон, бросает на диван рядом с собой, задумчиво доканчивает строчку песни.

Like no other in the world, my friend! (Обращаясь к Сат за столом) Хорошие у тебя получились дети, Сат.

С а т. У меня? Они что, не твои, что ли?

Т и л ь. При чём тут я? У мужика одна роль — подсобник.

Его телефон начинает наяривать «яблочко».

Т и л ь. Или я их перехвалил? Нет. Номер незнакомый. (Включает.)

Г о л о с  п о з в о н и в ш е г о. Тильберт Сократович, не оставайтесь. Вам нельзя там оставаться!

Т и л ь. Во-1-х, не «Сократович», а «Сократыч», а во-2-х, вы кто вообще такой?

Г о л о с. Меня зовут Артём.

Т и л ь. Приятно познакомиться. Теперь я понял, что именно вы мне запрещаете,  но не могли бы вы, любезный, детальней изложить, что вам от меня надо?

Артём даёт отбой, Тиль недоумённо смотрит на трубку, роняет её на диван.

Т и л ь (Раздумчиво). Ахху!.. (Делает паузу) Артём? Артём… хм… Я знал только одного Артёма, с которым монтёрили интернет в Арминко. Благовоспитанный юноша приятных манер. Нет, голос не его… ну, говорю же... (Решительно доканчивает) ...Йеть! (Взглядывает на Сат, которая сидит за столом, охватив виски ладонями) Сат! Может быть, у нас есть где-то побочный сын, о котором я не знаю? Артёмом кличут.

Сат поднимет голову. Молча, но выразительно смотрит на него.

Молчу! Молчу! Что сделал? Спросил только…

стрелка вверхвверх-скок