После забега

(8 месяцев упрямого проживания в Ханкенды
(бывший Степанакерт)
в числе 15 неубежавших в общем потоке
 

7

Вопрос, что преследовал меня в Ханкенды (бывший Степанакерт) повсеместно, строился одинаково: «Ты армянин?»

Его мне задавали люди различных возрастов, в несхожих формах, неодинаковых профессий. Акцент в озвучивании его не совпадал, порой отсутствовал совершенно. Разнились и интонации.

Исключение составил пожилой рабочий из AzTelecom, спросивший, в сущности, о том же, но с интеллигентным тактом, учитывая обстоятельства вокруг:

— Ты местный?

Было бы смешно отрицать очевидное, а он, не тратя больше слов, возложил ладонь себе на грудь тем восточным жестом, который я с тех пор и полюбил.

Ах, да! Встретился также жизнерадостный здоровяк за 30, в широкой бороде. Он притормозил свой пикап-внедорожник у тротуара, по которому я шёл, и поинтересовался, сколько мне лет.

— 70 (хотя до округлённой даты оставалось несколько месяцев, но зачем утруждать человека десятичной хренью, которую и сам не жалую со школы).

— Молодец, мужик! Откуда ты?

— Из Карабаха. (Сидевший рядом с водителем шестёрка завилял глазами.)

— Ты настоящий азербайджанский карабахский мужик. Садись, подвезу.

Я отказался, и он погнал дальше, смеясь радостным смехом добра молодца.

(Как молоды бываем мы когда-то!)

А прочие — нет. Убивали монотонностью, невзирая на расовые отличия, буквально написанные на моей роже отсутствием широких кавказских бровей. Да и вообще всяких. Хотя если сблизи, имея зоркость Соколиного Глаза, есть шанс высмотреть пару волосин.

— Ты армянин?

Впрочем, да, вдумавшись — брови не довод. В СССР, демобилизованный карабахец мог привезти домой не только дембельский альбом, но и — сюрприз! — жену. Отмечался не единичный случай.

Пути генетики неисповедимы, и гены трофейной северянки вполне могли преодолеть Кавказ в каком-нибудь из поколений.

— Ты армянин? — Монотонно, но, в общем, обоснованно, генетически.

Сперва, по привычке отвечать одной только правдой и ничем кроме, а заодно размять язык, весь круг общения которого составлял мятый комп да кухонная утварь, я начинал издалека. Про далёкие горы Карпаты, где есть Гуцулия, трембиты и плотогоны по бурным речкам…

Однако, видя, что мне просто не верят («А-а. Ну-ну»), я перешёл на односложное «да».

А монотонность продолжала заколёбывать и однажды, отметая долголетний принцип не отвечать вопросом на вопрос, я вспылил:

— А ты — этнограф??

Мужик смешался и, типа извиняясь, смущённо пояснил: «Да, нет, я так, интересно просто».

Сержант из пешего патруля спецназа, проверив мой «аусвайс» возле гостиницы «Армения», сравнил меня с негром, который тоже шатался по пустому городу в кино «Легенда»,

Пришлось уточнить служивому, что назывался фильм «Я — легенда», а имя чёрного Вилл Смит, и вообще, пусть смотрит более взрослое кино типа «Однажды в Анатолии».

А и, кстати, парня звали Азер.

Немалое число армян полагают, что это слово оскорбительно, типа назвать русского «москалём». Но выходит, нет. Мне даже попадался Азер в ранге выше сержантского: начальник городского угро.

Это когда Вартан из «приюта» пропал почти на неделю, и Азер приезжал ко мне домой — взглянуть, где, вообще, живу, а заодно проверить — а вдруг прячу? Или Вартана джинсы у меня на балконе сушатся, мало ли…

8

Карен, переродившийся из почти-вора-в-законе в дознавателя истоков межнациональной розни в карабахском регионе, блюл аскетичную неприступность. Работники миссии МККК так и не смогли вручить ему ни одной коробки с продовольственной помощью и зубной пастой. Он им не разрешал даже войти во двор отеческого дома, а выходя гулять в кругу свиты из двух десятков собачьих душ, вешал замок на железные ворота.

Единственным компромиссом стала пара бутылок Бона Аква. Сотрудница Красного Креста Салтанат (основная масса работников миссии были выходцами из Центральной Азии, хотя и у них случались ротации) уговорила его пожалеть чайник. Краны освобождённого Ханкенды изливали жидкость светло-коричневых оттенков.

Но вскоре его скрутили жестокие боли в области печени или, возможно, жёлчного пузыря (очевидно камни). Чтобы не упасть на тротуар чужого государства, Карен опускался на корточки и скрипел зубами. В конце концов, ему пришлось дать позволение МККК на вывоз его в Армению.

Так в городе остались 14 армян и 1 «да, армянин».

Женевский Красный Крест распределял картонные коробки «помощи» только среди одиночек. 9 постояльцев «приюта»-отельчика компактно столовались по месту содержания.

Довольно скоро на торговых площадях бывшего супермаркета «Гурман» открылся супермаркет «Oba» (Обилие). МККК вместо коробок начал выдавать армянам денежное пособие, ежемесячно и поголовно. 220 манат правового государства Азербайджан. С нового года сумма возросла до 330. Мы получили титул «бенефициариев» женевского МККК, и оставляли свои автографы в платёжке миссии. Лично мне хватало, но встречались соотечественники, прочёсывавшие тротуар в поиске чинариков...

Мой первый контакт по телефону с родственниками в Ереване состоялся в конце октября.

Для этого мне пришлось пойти в полицейское управление, где я обратился к полковнику Элману, коменданту города Ханкенды. Великолепный человек. Он понравился мне моментально своим спокойствием и пониманием. Его повадка и общий облик напоминали видавшего жизнь медведя в камуфляжке. В молодости он был региональным чемпионом по самбо, и в нём осталась вздёрнутость плеч борца, ступающего на ковёр.

На мою просьбу, он сказал «конечно», позвонил, куда положено, и долго уговаривал меня угощаться чаем со сладостями.

(В кабинетах восточных начальников конфетница для посетителей необходимый атрибут.)

Однако я кочевряжился, и его денщику в гражданском приходилось менять нетронутые мною чашки чая, для соблюдения температуры. Всё потому, что после звонка коменданта, КГБ Ханкенды вёл прозвонку цепочки вышестоящего командования — даёт ли Баку «добро» на мой звонок в Ереван? Не думаю, что решение вопроса свалили на президента Турции, поскольку в тот момент я ещё не был бенефициарием швейцарского Красного Креста.

Мы прообщались больше часа (минус взвешенные ответы Элмана на звонки двух телефонов и одной рации). Затем приехал сотрудник органов Конторы, Фуар, и раздал wifi из своего телефона, чтобы я смог воспользоваться моим Самсунгом.

Номер жены не отвечал, и я поговорил с нашей младшей дочерью, которая застряла в Ереване ещё с весны. Выехала на неделю в Красноярск, на какие-то писательские посиделки, а при возвращении в блокаду азербайджанский блокпост её уже не пропустил. И я безмерно благодарен им за гуманность, проявленную в отношении меня. Носить голод в личном брюхе легче, чем наблюдать голодание близкого.

В дальнейшем я выходил на связь по понедельникам из миссии МККК, где тоже был wifi. Весной следующего года миссию Красного Креста прикрыли решением правительства, и швейцарские манаты нам стали привозить через миссию Красного Полумесяца в городе Бярды. Однако здесь уже вошло в традицию, что среди бенефициариев имеется звонящий в Ереван.

Поэтому раз в месяц, вместе с получкой, Гюльнара, или Кёнюль давали мне свой телефон (с включённым диктофоном для последующего анализа наших: «Как ты?» «Ничего. А ты?» «Ничего. Спасибо»).

Но пока этого не случилось, в бытность МККК, жена передавала просьбы общих знакомых: сфоткать их кота, который наотрез отказался эвакуироваться с «Исходом», а теперь, наверное, голодный; забрать очень ценную для художника книгу, забытую им в студии, впопыхах; проверить состояние швейной мастерской её коллеги, которая специально не заперла дверь, чтобы меньше ломали и т. д.