После забега
(8 месяцев упрямого проживания в Ханкенды
(бывший Степанакерт)
в числе 15 неубежавших в общем потоке
3
Назавтра, по непривычно пустынным улицам, я пришагал в миграционную службу. Новые власти отвели ей первый этаж правого крыла в бывшем полицейском управлении, так и оставшимся полицейским управлением. От добра добра не ищут. И даже офис оказался тем же, где месяцем раньше мне выдавали соц карту взамен утерянной. Его я опознал по прозрачной загородке поверх деревянного барьера, что отделял гражданских лиц от лиц в униформе. Теперь по обе стороны все были в цивильном, но которые за стеклом, те все при галстуках, а я в джинсах.
Меня там обфоткали, как Джонни Деппа в роли Джека Воробья, со всех сторон. И почему-то вплотную к стенке (хотя на ней отсутствовали горизонтальные полоски). Переписали паспортные данные. Принтер, поскрипывая, выкрутил из себя лист А4 с текстом «аусвайса», что это я.
Напоследок иммиграционно служебная команда поинтересовалась наличием у меня текущих нужд. Пришлось признаться, что нуждаюсь в клавиатуре с русским шрифтом.
А в полицейском управлении таких клавиатур хоть… то есть, — на каждом столе, а у меня "клава" раздроблена скалкой. Впрочем, детали я не излагал. А и тем более что в Азербайджане кириллицей уже давно не пишут.
Так моментально! С ближайшего стола, через проёмчик в загородке на светло-полированный барьер просунули: «На! Без проблем!» Потом одумались и — вдогонку:
— А тебе зачем?
— Я — писатель.
— А-а. Ну-ну…
И где-то через сутки меня новая мысль посетила (они у меня неторопливы, но фундаментально основательны). А чё эт я шанс теряю при таком гуманном отношении? И снова пошагал туда же. Потому что из всех видов транспорта по городу только германские «мерседесы» со спецназом носятся и военные грузовики с конвейеров неизвестной мне нацпринадлежности.
Короче, лезвия пришёл я попросить, а то оброс в течение полугода. Они ещё весною кончились, а тут — октябрь. И все последующие месяцы по Ханкенды, отвоёванному вспять в лоно Азербайджана, я передвигался с чисто выбритой (через день) рожей, а чаще мне лениво...
Как оказалось, одна из моих небритых фоток (но я тогда не знал об этом), нащёлканных при собеседовании с миграционной службой, была размещена в успевшем стать с той поры незаконным для жителей РФ Фейсбуке, с подписью: «Житель освобождённого Ханкенды получает азербайджанский паспорт».
А за 35 лет жизни в Карабахе меня уже многие знали в лицо, а зачастую и в небритый профиль.
Ую-юй! Какую цунами дерьма та фотка всколыхнула! Изменник-ренегат-и-гад!
Крыли хуже, чем армянского премьера, что год за годом земли древней Армении планомерно соседям сливает. Даже которые по картам СССР армянскими считались. А ему хоть бы хны. Хотя понять можно: оппозиция в Национальном Собрании: тяф-тяф! — да и назад села, на всё ту же свою парламентарскую зарплату.
Потом из Баку команда телевизионщиков приехала. На утренней прогулке по двуимённому Степ-Ханграду, меня спецназовцы — хоп! Садись в «мерс». Отвезли к известному монументу скульптора Саркисяна «Дедо-Бабо», что служил символом борьбы за независимость автономной области. А там уже камера стоит и стул перед ней, на фоне произведения. Вполне доходчивый подтекст, пропагандистский: «Карабах бизим дыр!» Десятилетиями на Азербайджанских деньгах стояло: «Карабах — наш!», а теперь «Дедо-Бабо» на пригорочке подтверждают — полный "бизим"!
Режиссёр начал задавать прямые вопросы, а я на них прямо отвечал. После интервью Фариз говорит: «Какая блокада? Тут вон ангары обнаружились, мешки с мукой — до потолка. Хочешь, отвезу, — сам посмотришь?»
То есть, пока люди в блокаде картон ели, стратегические запасы степанакертского мукомольного завода блюлись неприкосновенно. И с того дня библейское слово «Исход» в приложении к армянам Карабаха я всегда в кавычки помещаю, а моя непримиримость к бюрократам от любого корня выкристаллизовалась окончательно.
Моисей древнего завета вёл в «Исход» своё племя с чужбины, а здесь организовали бегство с родной земли, сдачу могил предков и древних монастырей, в одном из которых монах Маштоц составлял армянский алфавит для переписки библии с греческого. Осенью 2023 провернули отказ карабахцев от реликтовых лесов на горных склонах привычного уклада жизни.
Всё отдали 120 тысяч (в числе которых немало детворы и стариков) последних армян Карабаха. Без указания свыше, без бумажных резолюций оставили свою родину. В чём, несомненно и традиционно, повинна история. А люди просто устали от войны длиной в 35 лет. Даже когда не бомбят, но на постах снайперски отстреливают пацанов (то твоих, то вражеских) — это война. Добровольно ушли? Да, залп "Града" по деревне, и жители набиваются в кузов Камаза добровольно, кто в чём был, забыв даже сыр с хлебом прихватить. Соседним деревням намёк прямым текстом, что остаётся пара часов на сборы.
О неизбежной сдаче все знали заранее, но к ней не готовились. Кому охота думать о таком? Навскидку, пара сот миллионов перекачалась на счета за оборудование бомбоубежищ в городе, то есть у входа в несколько подвалов прибили жестянки "Убежище".
Ненавистные мне бюрократы тоже плоть от карабахской плоти, и они первыми сосали соки из соотечественников. Страсть к нулям на личном банковском счету делает аппаратчиков изобретательнее обезьяны, взявшей палку в руки. Народ же выгребал навоз из-под скота, пас, доил, колол дрова на зиму. Платил патриотичные поборы (чего стоит ежегодный всенародный взнос по 5 тысяч драм с трудоспособной головы в поддержку телемарафона калифорнийских армян в поддержку армян Карабаха. Змея заглатывает свой хвост и концов не сыщешь).
Телемарафонные доллары и драмы перетекали в фонд музея борьбы за независимость родной земли. Музей возводился 20-25 лет (был сдан Азербайджану незавершённым), фонд управлялся президентом непризнанной, но «самостiйной» НКР. Народ поливал грядки с бобами и копал картошку.
Всё, как у людей. Подумано за них, и спланировано. На уровне повыше президентского. Решали всё месторождения нефти и газа в Каспийском море, и, разумеется, потребность стабильного роста нулей в депозитах Бритиш Петролеум и прочих корпораций той же отрасли.
На местном уровне решения осознанно не принимались. Три дня наступательно-оборонительной перестрелки. Пара ракет по Степанакерту, последняя тысяча погибших в 35-летней войне за независимость и — «блицкриг» победил. Народ снялся. 120 тысяч, кто на чём смог, от «запика» до трактора или автокрана, всё обвязано пожитками и утварью — в Степанакерт, в пробку на 3-е суток, дожидаться, пока победители пропустят беженцев через 50 км буферной зоны и блокпосты на границе с Арменией. Там отлавливались «военные преступники» 30-летней давности. Ничто не забыто, никто не забыт, база данных компьютера всё, что надо хранит…
4
По завершении «Исхода» армянского населения, я не расставался с «аусвайсом» из трофейного принтера новой администрации. Типа охранной грамоты для предъявления спецназовцам. Он был при мне даже при выходе из дома с не слишком-то законными намерениями. На всякий.
Так, однажды под покровом ночи (хотя какая там ночь, часов 10 вечера, да и покров дырявый — все уличные фонари горят во всю. После 9 месяцев блокады буквально глаз режет подобная расточительность — светят гады без учёта твоих специфичных намерений), я вышел на дело во имя вклада в процесс развития художественного творчества. В глобальном ракурсе мирового масштаба, короче говоря.
Возможно, кто-то скажет: для мародёрства вышел, а к тому же именно в ту часть суток, которую римское право определяет, как отягчающее обстоятельство. Но нет, фактически я шёл зачистить крохи, оставшиеся после 3-дней-и-ночей пробки беженцев, пока победители пропустят в сопредельную Армению.
Все торговые точки вдоль улиц, запруженных застывшим потоком автотранспорта любого вида, пережили 3 «хрустальных дня», поэтому пунктом назначения моего выхода являлся ближайший винно-водочный на Шушва-углу. Мне с детства прививалось бережное отношение к обуви, а зэков-подметальщиков на тот момент в Ханкенды ещё не успели привезти.
Атавистические угрызения совести глушились дзеньканьем стекла под кедами и афоризмом мудрого мадьяра из местной миссии женевского Международного Комитета Красного Креста: «This is war, man!»
Свою шею Ка́роли укутывал коротеньким шарфом, на манер служивших знаком вспомогательных войск в эпоху римских легионов, и разбирался, что к чему на войнах. Его спокойный педантизм покорил меня с первого же взгляда, да и позднее меня пару раз выручил этот венгр...
В общих чертах, продовольственная программа легко решалась и при свете дня. Заходишь во двор какой-нибудь пятиэтажки, где люди, на старте в «Исход», забрасывали в багажник только крайне необходимое. Мешок муки и мешок сахарного песка отброшены валяться на асфальте, и в итоге отминусован центнер нагрузки на «тойоту», возможно, «ниссан».
Уму непостижимо после 9 месяцев блокады! Правда, на весь двор только эти два мешка. Дедуктивно: из гаража «шишкарика» среднего звена.
А в городе на текущий день только спецназовцы и воинская часть. Тех и других наверняка кормят, но где и чем — не знаю. И эта дворовая добыча, считай дар небес Робинзону на пустынном острове.
Для людей, гружёных пистолетами и АКМ подобная находка мало привлекательна. Но если дождь пойдёт? Пропадать продукту? На основных коммуникациях въезда в город — кордоны для сдерживания гражданских лиц. Хотя авантюристы из Шуши просачивались, конечно, группами по 2-3. Я их «золотоискателями» называл, внутри струй своего личного потока сознания.
А чуть дальше вдоль той же улицы двуручная тачка встретилась в стиле Днепростроя, одноколёсная, однако жестяная, а не досочная из первых пятилеток.
Прикатил провиант домой, пока моква не подоспела. А плюс к тому, за пару дней до «Исхода» все родственницы со стороны жены уже знали. В чей дом ни наведаюсь: «Остаёшься?»
А как же! «Сарафанное» радио не дремлет. Ну, и уделяли, кто-то кило гречки, а кто побогаче и риса 2 кГ. Соль, спички, всякое такое.
Короче, прод программа решена вполне успешно, с учётом наличия духовки и электричества, которое вернулось в город со дня «освобождения». Не говоря уже про 7-летний опыт бобыльей жизни в деревне Езнагомерь, пока меня оттуда в 2020-м не капитулировали.
И только со спиртным наметилось обидное отставание, потому и «пошёл на дело под покровом ночи».
Не скрою — жутковато ходить по пустому городу, где только фонари горят и изредка, нерегулярно, патрульные машины прошелёствают. Спецназовцы их почему-то «блокпостами» звали…