После забега

(8 месяцев упрямого проживания в Ханкенды
(бывший Степанакерт)
в числе 15 неубежавших в общем потоке
 

19

В древнем городе уже горели фонари, а по тротуарам ходили плотные потоки пешеходов, на части публики непривычные прикиды для человека, успевшего отвыкнуть от Фейсбука, который законодательство РФ уже успело раскусить, как гнездилище терроризма… По трясуче старинной брусчатке пикап въехал в кольцо стен глухого двора — цитадель КГБ, или как там оно на азербайджанском.

Вещи из кузова перекочевали в багажник джипа (далёкий от автолюбительства, я не разбираюсь в марках, всё, что крупнее Жигулей для меня – джип). Я сказал «сахол!азерб. —
     спасибо » парням из Ханкенды, и они уехали сквозь арку ворот в стене. Меня позвали садиться в джип с новой командой, и мы отправились в ту же дыру между железных створок.

Покинув теснины древне-исторического центра, джип заехал во двор пошире, где одну из стен подменяла ажурная железная решётка, а вместо трёх остальных — двухэтажные здания с крылечками, откуда изливалась цымба-цымба, а у ворот журчал источник и говор девочек в колготках сеточкой…

Команда джипа препроводила меня в молчаливый зал, заполненный всего одним столом, но очень длинным. Мы втроём обсели дальний из его торцов. Во главе пустого стола, покрытого белоснежной скатертью, сел Эльдениз, а мы с водителем ошую и одесную от него, обёрнутые лицом друг к другу над столешницей, разделявшей нас. В дверях возник молодой человек, чья комплекция без утайки сообщала, что это духанщик (не сумоист!), уже не первый год занимающийся данной профессией.

С ним кратко переговорил водитель, и — началась бесконечная транспортировка блюд, заполнивших 2 кв. метра нашего торца.

Эльдениз объявлял прибывающие блюда и уговаривал попробовать и то и это. На собственной шкуре пришлось мне убедиться, что Восток дело не просто тонкое, но неотразимо тонкое. А заодно убедился, что Л. Брежнев не имел даже намёка на шанс не оказаться его пленником, даже сидя в далёкой Москве…

Уже не первый год я подмечаю, что с полным до краёв желудком намного легче переносить путешествия автомобилем. Поэтому, не прекословя, следовал по стопам гида на этом Лукулловом пиру. Но в какой-то момент пришло осознание, что уже следующий кусочек немыслимо вкуснейших яств и снеди, неумолимо прибывающих на наши 2 м в квадрате, не пропихнётся дальше моих голосовых связок. Никак. И мне придётся перейти на сурдоперевод.

Я постучал себя по брюху, с непривычно отдалившимся пупком и выговорил, пока не поздно, пока есть чем:

– Йех йох!азерб. —
     Места нет!

Мои сотрапезники издали радостный смех, и мы засобирались в путь…

В машине Эльдениз перебрался ко мне на заднее, а заодно перешёл на английский. Для ради упражнения в языке. Мы обоюдно и вполне понимали друг друга, вопреки несовпадению его Британо-Оксфордского произношения с моим Калифорнийским.

Об чём калякали? Жизнь, быт, искусство (голливудское в основном), география. Вопросов политических не затрагивали. Зачем о грустном?

Автобан тянулся сквозь ночь дальше, прямой, как всякий столб с раздвоенными фонарями в их нескончаемом строю внутри промежутка между раздельно-встречных полос. Задумчивая изморось по стёклам обратила свет настолбных ламп в смутные пятна, опечаленные чем-то. Навигатор в мобильнике водителя под приборным щитком сонно ворочался ярко зелёной путеводной имитацией минитрубопровода.

Когда она скрючилась, как разбуженная гусеница, и завиляла, дорога от растерянности утратила качество, скатилась до уровня карабахских дорог. Наконец, джип въехал в гигантское кубообразное строение. Свет ламп из-под высокой крыши, покоящейся на колоннах труб широкого сечения, только подчёркивал общую непритязательность и темень обстановки, среди которой стояли 2-3 группы мужских фигур в полевой униформе. Некоторые курили. Ощущалась зловещая нервозность, словно на стрелке, забитой с инопланетянами. Которая из групп армяне?

Конечно же, я бы предпочёл передачу меня из рук в руки в чистом поле, как нашего шпиона в кино «Мёртвый сезон». Шикаристый разворот кортежа из трёх чёрных «Волг».

Вслед за попутчиками я покинул джип. Взгляды камуфляжников из ближайшей группы сфокусировались на мне. Эльдениз пояснил, что нужно пройти таможенный досмотр. Так это всё ещё территория Азербайджана!

Вещи из багажника перенесли в застеклённый бокс вдоль стены. Гитара осталась в машине. Помятый комп и монитор, награбленный в магазине Варужана, после водружения их на стол перестали вызывать малейший интерес. Про чемодан, трофейный, спросили только, что в нём. Одежда. (С непроизвольным пожатием плечами.) На то и чемодан.

Однако спутника моих блужданий в тумбах, вещмешок, попросили открыть. Конечно, я разбурчался внутренне и внешне! Нынешняя молодёжь! им только зипперы с липучками понятны. А догадаться, что у вещмешка всего-то и делов — послабить петлю на горловине? Высшая, что ли, математика?

Присутствующие плотно сгрудились вокруг стола с рюкзачным содержимым. Работал только один таможенный специалист и только с ноутбуком Dell из нулевых текущего столетия. Вернее, с его самодельной упаковкой из пары не слишком толстых книг широкого формата, которые скульптор Робик забыл у себя в студии в начале прошлой осени, а мародёры различной национальности, к счастью, не позарились до моего туда визита.

Тугой скотч, опоясавший сэндвич из обложек, был взрезан, ноутбук равнодушно сдвинут в сторону (старьё из нулевых!), но книги с яркими репликами картин М. Шагала пролистывались постранично.

Во мне возникло чувство неуюта. Зачем обыскивают книги?

Банкноты у меня имелись, причём не задекларированные. В трофейном чемодане. В большом конверте (формат А4). Между двух картин акриловыми красками по картону. В таких конвертах женевский МККК выдавал бенефициариям их ежемесячные манаты.

Я не курю, почти не пью, не трачусь на проституток и азартные игры. Посреди прошедшей осени мне подвернулась кладовая ресторанчика с большим запасом разнообразных консервов (it’s war, man! если кто уже просёк), хлеб я умею печь. Таким образом, в конверте набралось более тысячи манат. Могло бы быть и больше, но ведь я тоже человек, и не отказывал себе, ни в кофе, ни в сгущёнке.

Нет, чемодан так и не открыли. Только попросили посмотреть в глаза их камере. Но даже той не удалось усовестить меня для добровольного признания, где конверт…

Джип одолел последние 50 метров до конца ангара и остановился. Снаружи, прямо перед ним стояла лужа. За ней колонна дальнобойных тягачей с фургонами, а вдоль неё очередь из легковых. Тоже стояла.

Мои попутчики вышли снова, и я следом, в машине как-то не сиделось. Эльдениз отвернулся и сделал звонок по телефону. Минут через десять вдоль колонны фур подошла машина, замаскированная под такси. Пассажир высокого роста, которого не мог скрыть даже его светлый плащ, отошёл в сторонку для негромких переговоров с Эльденизом.

Наш водитель и якобы таксист переложили вещи в багажник якобы такси. Вернувшийся с переговоров Эльдениз сказал, что мне надо пройти паспортный контроль в стеклянной будке на правой обочине, где виднелась женщина с огненно-рыжими кудрями. Она тоже предложила смотреть в камеру, а взяв мой паспорт, вышла из себя и что-то раздражённо прокричала на языке мне неизвестном. (Много позже я догадался, что за язык, и о чём крик – предыдущая таможня упустила поставить штамп о моём выезде из страны!). После краткого ответа от кого-то невидимого за её спиной, она резко штемпель-клацнула мой паспорт, где на обложке лев обнимал беркута или наоборот, до посинения.

Эльдениз ожидал, стоя возле такси, Миссия выполнена, но впереди обратный путь в ночи. Есть такая профессия – Родину защищать. Служба есть служба. Вот победим, тогда уж и в нарды сыграем.

Мы попрощались уже на русском.

Я отошёл к водителю из Гянджи, в смешанной группе мужиков дальнобойщиков и мужиков, облачённых в полевую униформу. Они укрывались от лениво начинавшегося дождя под козырьком отсутствующих ворот ангара.

– What is your name? – Спросил я своего водителя.

– Турал.

– Сахолазерб. —
     спасибо , Турал. – Он принял и пожал мою протянутую руку, улыбаясь.

Я зашагал к такси.