самое-пресамое
финальное произведение

Я вернул Жомниру Сэлинджера, а взамен попросил Джеймса Джойса, роман "Улисс" в оригинале, 705 страниц убористого текста без картинок, без разделения на части и главы.

Жомнир и сам когда-то хотел перевести его, но больно уж неконъюнктурный этот Джойс. Я обещал вернуть оригинал ровно через десять лет.

Поколебавшись всего мгновенье, он вынес книгу из архивной комнаты, и отдал мне.

…будет чем заполнять отмерянную мне вечность…

— Куда ты теперь?— спросила Мария Антоновна.

— В Баку.

Привычным рывком, поезд отошёл от Нежинского вокзала. Всё было позади, впереди было всё. Тридцать лет и три года.

— Тебе пора творить чудеса,— сказал я знакомому саксофонисту, когда ему исполнилось тридцать три.

— Чудес я уже натворил,— ответил музыкант,— и даже успел отсидеть за них.

И умеют же люди жить содержательной жизнью...

Мне казалось, что еду в Баку — устраиваться каменщиком четвёртого разряда, чтобы без помех переводить "Улисса" по вечерам. Однако я ехал в Нагорный Карабах, с предстоящей там войной за независимость и прочими сопряжённо-вытекающими подробностями, о которых не хочу говорить.

Однако за окном электропоезда, со стуком, проносились знакомые пейзажи, вдоль всё того же жел.дор. полотна. Шёл 1987-й, последний год мирной жизни. Я уезжал найти свободу от всего, что было, ещё не понимая — от себя не убежишь, не ведая, что еду на 30-летнюю войну. Хотя, казалось бы, вокруг шло никак не XVIII-е столетие. До развала нерушимого Союза Республик Свободных оставалось два года.

~ ~ ~

Нынче мне талдычат, будто в том году новая эпоха уже витала в воздухе. Простите, не унюхал.

Про то пускай ломает голову какой-нибудь другой «я», а то у меня тут уже утро пошло брезжить, за тонким полотном палатки, оповещая конец бессонной ночи, и этого нескончаемого письма…

Ты спросишь, как протекала моя дальнейшая жизнь, за водоразделом из Кавказского хребта?

Так можешь и не спрашивать — я всё равно скажу.

Во-первых, не говори о моей жизни в прошедшем времени, она всё ещё продолжает течь дальше. Я укатал ей русло, как сумел.

Из-за спиралевидности течения, нам дано лишь проходить через множественные повторения того, что было и будет.

«…что было, то и будет…» сказано в Ветхом завете, а В. Даль, в своём словаре, записал то же самое на нормальном, людском языке — «хрен редьки не слаще»…

Но, спрашивается, хоть кому-то помогли эти крылатые мудрости?

А когда подкатывает момент почувствовать, что «да, пошло оно всё!», то я и не сопротивляюсь, а иду до конца.

Жизнь предопределена, как извивы горной дороги — стена справа, обрыв слева; вот и идёшь, повторяя, шаг за шагом, пройденное до тебя, тобою же, который тоже «я».

Конечно, когда я распознаю повторение знакомых ситуаций, то стараюсь не повторять мерзостей, за которые потом мучительно стыдно. До сих пор, вроде, удавалось… Или? Да нет — точно…

(…если только этот сучий потрох, в моей китайской палатке, ещё чего-нибудь не нароет…)

Так вот и текём тут себе — я да Варáнда. Она — к Араксу, а я мимо и — дальше; к последнему пределу, за которым неоглядно безбрежное синее море, а в нём, может быть, тот самый, когда-то затерявшийся кораблик с парусом…

Что-то опять меня заносит на всякие эпохи с филологиями. В конце концов, это же частное письмо отца к своей дочери, местами где-то и дидактическое даже... ну, в определённой мере… хотя бы отчасти…

Так что пора, пожалуй, и честь знать — пришло время заэпиложиться.

«…и наступило утро следующего дня, и Шахразад прервал дозволенные речи, заслужив право прожить ещё и этот день…»

А о себе, доченька, могу сообщить, что сказанное кем-то и когда-то, мол, «я знаю, что я ничего не знаю» — это вовсе не про меня; хоть я и сам, бывало, умничал этим перлом. Нынче же у меня серьёзные сомнения относительно даже и столь незначительной толики знания. Я сомневаюсь, что знаю хоть что-нибудь — пусть это даже и ничего.

«Мы понимаем жизнь, лишь оглядываясь на прошлое»,— изрёк любитель шпарить афоризмами.

Идиот! Ты не поймёшь её, даже если тебя выдернут из могилы и ткнут в неё твоим безносым черепом!

…и никто не поймёт…

Несомненно одно — жизнь много короче, чем чёрточка между датами рождения и кончины. И мне наплевать, что всем наплевать на мои премудрости, потому что я лучше всех их знаю, что даже после всего, что было, после всех своих глупостей и ошибок, после вляпыванья во всяческое и всевозможнейшее дерьмо, я — всё тот же наивный лох, всегда готовый увязаться в экспедицию к неведомым Кудыкиным го́рам.

И пусть обшивка ни к черту, мачта скрыпит, и всей этой скорлупке не пережить ближайшего шторма — вперёд!

И пусть очередная каллисто или пенелопа (какая разница?), расхрыстав свои прелести, мечется вдоль полосы прибоя, выкрикивая вслед проклятия и призывы — вперёд!

Утешает лишь одно, что оставшийся отрезок чёрточки уже меньше пройденного, и край различим. Значит — достигнем. А хули нам — ахулинамистам?!

До свиданья, дочка.

Обнимаю.

А раз уж тебе хочется на «Вы» —

С любовью, твои папы — Сергей и Николаевич.

(…и, какие бы ни доходили к тебе слухи — ты твёрдо знай: мы жили долго и счастливо, и умерли в один день…)

P.S.:

а коли родишь ещё и отпрыска мужеска пола — приглядывай зорчее! И, буде, заметишь излишнюю тягу к бумаге, или же в компьютере, вместо игр, набором текста начнёт баловаться, то заверни родимого в белу тряпицу, да брось его в быстру реченьку — он же сам тебе потом «спасибо» скажет…

P.P.S.:

чуть не забыл предупредить, что даже самые малейшие совпадения с именами реально существующих людей абсолютно случайны, и мало ли что пригрезится

в ночь с 20 на 21 августа 2007 г.,

очередному графоману на левом берегу реки Варáнда…

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~