УЛИСС Джеймса Джойса

2. Джеймс Джойс – водораздел в развитии мировой литературы

Людям нравится раздавать звания, повышать в чинах и награждать знаками отличия других людей.

Приятно, небось, росчерком пера или, там, пришлёпом печати добавить кому-то звёздочек на плечах, блёсточек на груди, мягкости кресла под седалищем; возвести завхоза в замминистры, президенту страны добавить ещё титул "Личного Представителя Меня" и тому подобное.

Правда, чтоб сыпать такими презентами нужно и самому быть генералиссимусом или, на худой конец, Генеральным Секретарем Верховного Совета Вселенной.

А как быть среднестатистическому интеллигенту, оттёртому от всяческих кормил, рулей и прочих рычагов власти в людском обществе?

На первых порах, как водится у "нищих, но гордых", занимаешь позу лисы под виноградом: мол, тоже мне, удовольствие - раздавать титулы, висюльки и прочую всячину - это всё детский сад и Дед-Морозовщина...

И этот горделивый отфырк звучит вполне резонно, но даже и интеллигент, в конечном счете, человек, а людям нравится раздавать звания и так далее (см. текст абзаца первого данной главы).

Однако, дабы не плодить сказочек про мочало на колу, надо отбросить эту лисью уловку, заведшую в пустопорожнее вращение по замкнутому кругу, и подойти к проблеме со всей откровенностью:

- Одаривать или награждать - утеха?

- Да, иначе разве б стали те, кто при власти...

Но, да будет вам известно, что если подойти с умом, то у оттёртого интеллигента насчет званий возможности пошире, чем у них там, наверху. Ведь в его распоряжении имеются даже такие заоблачные звания как «гений», или «классик», а это повыше фельдмаршальских чинов.

Хотите убедиться? Для проверки, спросите кого угодно: сколько он знает фельдмаршалов? Если и назовет, то одного, максимум - двух.

Ну, а гениев? О! Высыплет целый ворох: и Шекспир, и Гарри Каспаров, и Энрике Иглесиас, и мастер из теле-ателье, что напротив базара.

Отсюда - вывод: звание «гений» прославливает человека крепче прочих.

«Классик», наверное, рангом пониже, но тоже весьма почётный титул.

Причём учтите, что можно даже новые чины выиначивать, например, «эрозачинатель», «эпохал», «глобало-мысл», «гигантодум», «вехостав».

Либо эдак—простенько, но со вкусом—«водораздел». Именно этим титулом чествован Джеймс Джойс в заголовке данной главы.

Почему Джеймс Джойс?

Да потому, что я его люблю.

Возможно, любовь моя не так безоглядна, как у американского писателя Скотта Фицджеральда (автор романов «Великий Гетсби», «Ночь нежна» и многого другого), который, обедая с Джойсом на втором этаже парижского ресторана, восторженно обещался по одному лишь джойсову слову выброситься сквозь стекло ресторанных окон и лишь решительный запрет со стороны Джойса уберёг американского классика от порезов и шрамов.

А Фицджеральд всё бил себя в грудь и доказывал: не истолкуйте, мол, что за обедом перебрал – я от романа вашего в экстазе и улёте, ну, если не пускаете сквозь витрину сигануть, то хотя б об стенку можно головою трахнусь, а?

Но Джеймс ему и этого не позволил.

А в углу того же парижского ресторана сидел Вильям Фолкнер—на тот момент ещё не гениальный, а начинающий американский писатель—сидел и никак не решался подойти и заговорить, да так и не решился, а лишь восторженно взирал...

Любили Джойса и в России.

В 30-е годы того же столетия, после триумфального завершения коллективизации, был даже создан целый институт под руководством некоего товарища Кашина, чтоб осуществить перевод романа Джойса.

Каждый из отделов института ударно разрабатывал перевод порученой ему главы из романа.

Однако, не удалось учереждению свершить этот трудовой подвиг – подгадил Ю. Олеша (автор произведения «Три Толстяка»).

В ту пору сталинских репрессий одним из способов отвертеться от лагерей было: встать на общем собрании и растоптать, заплевать и смешать с грязью самое для тебя любимое и дорогое. Вот Ю. Олеша встал и повинился:

- Да, я люблю Джойса. Одна только его фраза: «сыр - это труп молока» доводит меня до слез умиления, она перевесит многие тома некоторых классиков (дореволюционных, конечно).

Но нашу родную партию я люблю ещё больше, а Джойс до сих пор не вступил в партию британских коммунистов и, тем самым, вскрыл свою буржуазную сущность и я от него отрекаюсь.

Вобщем, в лагеря смерти Ю. Олешу не послали, но джойсоперерабатывающий институт накрылся – переводить классового врага мог только враг народа, идеологический диверсант.

На русский язык роман Джойса был переведен уже под занавес существования СССР, так что на протяжении десятилетий отсутствие такового перевода и отличала российскую культуру от основных европейских и японской, где еще в конце 20-х поспешили донести роман до тех своих представителей, что не владеют английским.

К моменту развала СССР, помимо перевода на русский (тоже, кстати, коллективное творение – потрудилась команда из двух переводчиков) были осуществлены переводы на грузинский и один из прибалтийских языков.

Стаж моей персональной любви к Джойсу исчисляется с 1987 года, а до того попадались лишь краткие упоминания в предисловиях к произведениям других авторов: мол, данный финский, норвежский, датский, испанский, польский, румынский, венгерский и пр., и пр., писатель попал под влияние стиля письма Джойса и его приема именуемого «потоком сознания».

Причём, произведения этих попавших под влияние мне, как правило, нравились. Так что, когда в 1987 мне был вручен экземпляр пресловутого романа, ничего иного не оставалось, как влюбиться.

- Что вижу – про то и пою,- объяснял некий народный ашуг объект своих песен.

"Что люблю, про то и говорю,"- так оправдываю выбор темы данной монографии. Вот почему - Джеймс Джойс.

Но почему водораздел?

Да очень просто – мировая литература делится на две части:

1.       та её часть, что была до Джойса, и


2.       то, чем она стала после Джойса

Он ли её разделил, или она на нём разделилась – это уже вопрос вкуса и подходов. А факт то, что продукция вышедшая из-под пера Джойса остаётся необъятным океаном языковых красот и чудес, откуда черпали и черпают англоязычные писатели самых разных уровней и направлений (от Моэма до Марио Пьюзо) и, вместе с тем, это централизованый склад образов, приёмов, идей для иноязычных.

Лунный свет – это отраженный блеск солнца.

Кому придет в голову ставить луне на вид, что сияет не своим?

Сияет – хорошо и делает. А под ней, случается, и стекляшки на земле поблёскивают, или, скажем, там, лужи.

Но, прежде чем приблизиться к светилу – первоисточнику, не помешает ознакомиться с его окрестным пространством.

Как говаривал герр Гёте (один из до-водораздельных германских литераторов):

- Wer der Dichter will ferstehn muss im Dichters Lande gehn.

А посему следущим, и вполне логичным, шагом видится – краткий экскурс в историю Ирландии.