Глава Третья
Ясно одно – обратного пути в Конотоп для меня нет.
После всех тех сентиментальных зароков из индийского кино —"ах да навсегда!", "ох да никогда!"—заявиться вечерней электричкой и выклянчивать дополнительные сто гривен – дешёвая безвкусица.
Так что единственно возможное теперь направление – только вперёд; вот если б ещё разобраться где он, этот самый перед.
Но—прежде, чем тронуться—что ещё можно выжать на старте?
Подкатиться к госпоже Жене Церунян?
Она уже сделала всё, что могла для моей поддержки – выразила ободряющую уверенность, что я смогу-таки добраться до Степанакерта и передать её привет господину Володе Акопяну. Спасибо ей – нас окрыляет вера в нас.
Остается ещё один киевский друг, но его НИИ высокомолекулярных соединений в полном составе распущен в летние отпуска.
Правда, в ходе моего визите в село Курень мать его говорила, что он со дня на день должен вернуться с Азовского моря вместе со своей семьёй.
Ожидать финансовой поддержки от вчерашнего отпускника – шанс весьма дохленький, но тоже шанс. Позвонить, что ли?
И тут сам себе говорю я: тпру!
Не ты ли собирался добираться "зайцем" в электропоездах, побираясь, как бременский музыкант?
А теперь, имея целое состояние—200 гривен!—опустил уши и поджал хвост?
Отказаться от неизведанного странствия, отвернуться от приключения и вымаливать недостающие 89 гривен, чтоб тебя за полтора часа вжикнули по небесам из Киева в Ереван в закупоренном термосе?
А ну встать, растудыт твою в кочерыжку! Вперед, каналья!
И я уже знаю где он, тот самый перёд. Это подземная камера хранения в переходе под ЖД вокзалом, куда надо сдать мою сумку и "тормозок".
Туда-то я их и тащу, потому что в начале всякого предприятия самое главное – свобода рук и спины. Вот сдам поклажу и – стану готов.
Ни один из парижских вокзалов не сравниться с Вокзалом Поездов Дальнего Следования в городе Киеве, что глубоко и всячески впечатляет размахом своей архитектуры, особенно внутри своей центральной части.
Словно выпотрошенный небоскреб – чтоб разглядеть потолок, голова должна быть задрана до упора в свои собственные лопатки, но не всякий решится на подобную позу, тем более в толпе, да к тому же на столь гладко-скользком полу, где копошимся мы, торопливые букашки, в бессвязно броуновском движении на самом дне безмерного пространства центральной полой башни Вокзала Поездов Дальнего Следования.
Направо от входа гигантская “i”, и именно к ней протянулась живая очередь – к окошечку в стекле, с бумажкой объявлением, что такса за 1 вопрос – 8 копеек, и тут же белый кружок тарелки для сбора монет оплаты, после чего получишь бесценную информацию: поезд на Минводы отправляется в 16:20, билеты в любой кассе соседнего зала, а цена плацкартного места 58 гривен. Спасибо!
В кассовом зале 36 касс, и уже через пару минут работница одной из них была проинформирована о моём желании стать обладателем билета на скорый поезд № 74.
С нескрываемым сомнением она оценила мой внешний вид и сухо сообщила, что имеются лишь купейные места – по 75 гривен.
– А мне говорили... плацкартные ... по 58,- начал было я, но и сам почувствовал, что песня моя не нова – где-то мне уже приходилось исполнять такую же.
– Кто говорил, пусть тебе и продаёт, а я говорю, что в машине написано, - кивнула она на компьютер в своём остеклённом отсеке.
Я соглашаюсь на купейное, а когда из внутреннего кармана жилета негнущейся ткани вынырнула хрустяще белая сотенка, её отношение заметно мягчает – бомж вряд ли б козырнул такой банкнотой, и она почти доброжелательно оформляет мне билет и выдает сдачу.
Не то, чтобы я был фанатом путешествий в плацкартных вагонах, просто лишние 17 гривен это почти 10 долларов, а мне неизвестно почем нынче авиабилеты из МинВод в Ереван.
А впрочем, путь начат и теперь это уже его проблемы – складываться тем или иным образом, а моя задача – не переть против течения, пусть всё идет как предначертано.
Почему именно МинВоды? Да потому, что в Карабах сейчас можно попасть только через Армению или Иран. До Ирана у меня гривен не хватит, а в Армению, со времён российско-абхазско-грузинской войны, поезда уже не заходят.
Оставшиеся часа четыре были посвящены прощальной прогулке по городу, который по праву носит неофициальное имя "маленький Париж", и который всегда мне нравился, но увы, без взаимности.
Нырнув в прохладную бездну метро у Пригородного вокзала, я вынырнул уже на Xрещатике – пройтись напоследок.
На широченном тротуаре через каждые метров сто стоят огромные столы с напластованиями литературы в конфетно-красочных обложках, но—Боже!—какое убожество.
На каждом и любом из них встречаешь пару учебников английского, такое же количество пособий для "чайников" стремящихся освоить Windows 3, полдесятка переводных бестселлеров для домохозяек, а дальше – сплошной частокол из окровавленных ножей и чернодульных пистолетов на сериалах детективного дерьма.
Для любителей серьезного чтения – солидные монографии: "Преступный мир Санкт-Петербурга", "Москва бандитская".
Впрочем, всё по понятиям: кто банкует – тот и заказывает свои портреты...
В художественном салоне близ Майдана я поразился топорной работе и заоблачным ценам выставленных творений. А ведь, небось, и покупают новоиспеченные богачи.
Степанакертские резчики по дереву работают намного превосходней, но пойди попробуй наладь транспортировку в эту несомненную нишу сбыта.
С Хрещатика я поднялся к Университету, окунуться в тишь его библиотек, да заодно ознакомиться по атласу с географической обстановкой вокруг этих МинВод, на всякий, если перейду на автостоп, не закатиться чтоб в какой-нибудь Дагестан, или Чечню с Ингушентией.
На карте отыскался Сардахлы, куда наведываются автобусы оптовиков из Степанакерта, но этот центр торговли оказался в Грузии, а караванный путь туда лежит через Армению, так что, как ни крути, стремиться надо в Ереван…
Мимо Владимирского собора я спустился к площади Победы и завернул в Универмаг "Украина," поднакупить подарков:
теще – хозяйственную сумку,
Ашоту пластмассовый бензовоз за 21 копейку,
Сатэник и Рузанне – сережки, недорогие—по гривне за пару—но в Закавказьи будут смотреться как экзотика,
Эмме просто заколку для волос.
Никого не забыл?
Вот ещё что! Вряд ли гривны имеют хождение в МинВодах, надо б загодя их конвертировать. На любом этаже Универмага пункты обмена на доллары, но по разным курсам – чем выше этаж, тем больше долларов за гривну.
Тут мне вспомнилось, что в обменной будке на остановке трамвая мелькал более высокий курс: можно выгадать долларов пять.
Я вышел на улицу к той выгодной будке в развилке путей и затеял купецкий разговор:
– А продайте-ка мне долла́ров.
– Мы в обмен даём только мелкие купюры, оттого и курс такой высокий.
– Мелкие, но настоящие?
– Да...- изумленно ответили мне,- Так вам сколько?
– А вот на все.
Вышло 80 долларов и еще пара гривен осталась – выкупить багаж из камеры хранения.
На этот раз я выхожу к ЖД Вокзалу не в лоб, а справа, от конечного трамвайного кольца, через галерею остеклённого перехода, где густо выстроились торговцы-коробейники и ласковыми голосами зазывают на свои товары:
– А вот кому шоколадочки? Сладенькие шоколадочки!
– Прищепочки покупаем. В хозяйстве нужно и дешево. Кто забыл? Покупаем прищепочки!
В конце перехода – звуки музыки. Под прозрачной стеной двое оркестрантов – аккордеонист и трубач.
Я растроган: ну, удружили, потрафили – провожают меня с духовой музыкой!
Имея в запасе еще полчаса, опираюсь на стену напротив них.
Между нами текут в противоположных направлениях негустые волны пешеходов, от которых изредка звякают копейки в картонную коробку, водружённую типа дирижёра на табурет перед оркестром.
Понятно, почему не на пол: чтоб добродетелям не приходилось нагибаться.
“Ах, вернисаж, ах, вернисаж...”- чисто и звучно выводит труба, “Какой портрет, какой пейзаж...”
Это любимая песня моего первого карабахского друга Валё – потомственного завуча сейдишенской средней школы, который обучал меня чтению армянских букв и слогов.
Валё, сын человека сказавшего фразу, что стала крылатой на весь Карабах, где теперь каждый знает Сейдишен – село, в котором говорят: "Ор ка!.."
Это когда во двор их дома на краю села зашёл прохожий мужик из дальней деревни, удачно зашёл, к обеду, вот только лишнего сболтнул – что идёт в Степанакерт за какой-то справкой с печатью, тут-то он и услышал – “Ор ка!”, в смысле, “Ещё не вечер!” – поспеешь в город до закрытия учереждений.
Ну и правильно – от Сейдишена до Степанакерта всего-то 25 километров, а у бюрократов рабочий день до шести.
Сейдишенцы на эту свою славу усмехаются малость смущенно, но про себя довольны – ведь это их односельчанин нашел способ спровадить непрошеного гостя под предлогом заботы о его же интересах, так что никакой закон гостеприимства не подкопается. Хе!
Скажут: скуповаты сейдишенцы? А кто без того? Просто не у всякого достанет смелости сказать такое; да и находчивость тоже нужна.
Так что, насчет прижимистости мы все одинаковы. Недаром так по душе пришлась карабахцам эта фраза и живет до сих пор, когда и человека ее произнесшего уже нет.
Нет в живых и Валё, его сына...
Он, когда уже кончилась война, вернее, прекратились активные боевые действия и начались дежурства с перестрелками на постах-заставах, однажды утром вдруг поднялся из окопа и пошёл на минное поле.
Товарищи кричали вслед:
– Валё! Куда?! Там мины!
Но он об этом знал не хуже их и не оборачивался, словно не слышит, а все шёл, продираясь ботинками через гущу нетроганных трав.
Не знаю: зажмурившись или с открытыми глазами, но шел и шел, пока не перестал существовать.
Что тут скажешь? Товарищи повторили извечное – "дьявол его позвал".
Мудрость веков выручает, а выносить личное суждение в подобных случаях занятие неблагодарное.
Но одно я могу сказать: что не всякому станет смелости самолично вырваться из течения жизни, сознательно пойти на самое жуткое, потому что никто не знает что – там.
“А я гляжу, гляжу на вас...”– допела труба.
Спасибо, несбывшиеся коллеги, за эти перворазрядные проводы.
Несостоявшийся бременский музыкант отделился от стены напротив, пересёк течение пешеходов и уронил в картонную коробку беззвучную бумажку гривны.
Из потока тут же выплеснулась малорослая девочка-цыганка с младенцем на плече и, потрясённая нездешней щедростью и непонятным видом донора, не знает что и не каком языке вымолвить, а только загораживает мне путь и тычет пальцем на свою ношу.
Нет уж, кудрявенькая. Лабухи эту деньгу без фальши заработали. А милостыню я не подаю. Так что, не хватай меня за локти, пробуй в другом месте – Ор ка!.
В прохладном подземном лабиринте из неисчислимых камер для хранения багажа, серо-металлическая дверца ячейки щелкает и подаётся, открывая своё продолговатое нутро с моими вещами.
Переложив "тормозок" в тещину сумку с остальными подарками, я вешаю свою дорожную через плечо и неторопливо продвигаюсь на выход.
Прощай и ты, Киев, "маленький Париж".
Мой путь в "маленькую Шверцарию" – Нагорный Карабах.