автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

научные            
                   труды

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   


Рецензия на роман Владимира Сорокина  НОРМА
с позиций постмодернизма

Введение

Сперва раскроем скобки смысла заголовка, чтоб дальше уже толковать по понятиям об чём речь.

Во-1-х, после «Острого чувства субботы..» Игоря Сахновского у меня на внутри-Российскую литературу как-то вовсе даже и не вставал интерес что там и как.

Ну а до него тем паче, да будет светлое перо пухом всей плеяде Пикле-Пелее-Давла-Фандорских фанерщиков.

То есть, за период между Булатом и Игорем в прозе было совсем голо; (спасибо Михал Афанасичу за ёмкое определение), таким придерживалсь моё расхожее мнение до мимолётной беседы с представителем из понаехавших из Москвы,  который вскрыл прогал в моей недоинформированной заносчивости, указав автора, а также название труда (см. заголовок данной рецензии) и год издания, 1983.

Начальная стадия ознакомления с содержанием ввергла меня в достаточное недоумение – где в ту эпоху могло подобное тиснуться? Издательством «Мимеограф»?

Помянутая стадия длилась неровными, можно сказать, рывками – десятки сайтов предлагали бесплатное прочтение искомого, вот и читал, покуда на очередном клике не выскакивало «за весь роман 319 руб.» Знакомая,  как мир, нахлебаловка. Единственное место, где текст представлен беспрерывно и таки бесплатно, это персональный сайт писателя. Нет, оно понятно без претензий – литераторам надо же ж с чего-то жить.

И (возвращаясь к условно-бесплатным местам прочтения) порою подворачивались также и комменты осчастливленных, чёт-недопонявших и прочих категорий ознакомившихся/купивших – на сообразную глубину (кому покуда). Из тех комментов как-то зацепились 2 термина: «концептуализм» и «постмодернизм», должно быть своей частотностью в сочетании с цензурностью.

Нет ну выговорить «концептуализм» у меня ещё как-то куда ни шло, но что оно за хрень—вот как на духу—х3.  Конечно, можно заглянуть к вики, а толку? Для постижения глубинной сути, чтоб аж от зубов отскакивало, надо зубрить как минимум 15 лет. Каковыми ресурсами не располагаю.

А и в то же время не в моих правилах не со своей колокольни лезть в чужой монастырь с не до конца усвоенным уставом, что и сузило представший передо мною выбор до одного «постмодернизма».  Эт боле-мене знакомый аквариум. (http://sumizdut.narod.ru/volume-2/joyce/index.html)

 

«Модернизм» вошёл в обиход литературной критики, когда по её мозгам шарахнул роман Джойса «Улисс». Да, сам этот термин употреблялся и до того, хотя бы на того же Рэмбо (пацан, хлебальник не спеши раскрывать, да? это про 19-й век, синематограф ещё не изобрели), как синоним «поэтико-шизофреническим наплывам», и только уже УЛИСС своими 705 страницами припёр их к стенке, что  такой объём одними лишь наплывами не потянуть. Таким путём термин вошёл и устоялся.

Полвека спустя, в 1973, трах по мозгам повторился романом Т. Пинчона «Круглая Радуга». Однако у литкритики уже имелась отработанная схема и готовый термин где, не парясь, они прихерячили приставку «пост-» на готовенькое и отлили монету для литературоведения: «постмодернизм». (http://sumizdut.narod.ru/volume-2/pynchon/index.html)

Отсюда 3 вывода, что отныне:

1)  если хочешь оставить след в литературе, без шизофрении в неё не суйся;

2) если для твоего труда не изобретают/переиначивают термина, значит не в полной мере ты их протрахал;

3) интересно таки бы рассмотреть что именно не дало Сорокину покинуть рамки «постмодернизма» и вырваться на необъятные горизонты х3 чего-то свежеотлитого для его случая.

Засим, поясниловке конец, кто выдержал молодец… девушка! да вы, в дверях –  не забудьте прикрыть за собой, чтоб сквозняков не напустили… ну а вас, судари мои, прошу проследовать (и вы, канальи оруженосные, тоже – вперёд!) за мною.

Сопоставление

Итак, роман (не побоюсь этого слова) составлен из 8 частей. Сопоставим это количество с 18 эпизодами Джойса и 4 частями Пинчона и осознаем, что количество разделов далеко не решающий фактор.

Тогда, быть может, объём?

Не исключено, ведь по количеству печатных листов НОРМА заметно уступает застрельщикам как «пост-» так и «предпостмодернизма». Но! Это различие объяснимо самой тематикой сопоставляемых произведений:

– у Джойса энциклопедический охват мировой культуры/истории с древнейших времён и вплоть до забегаловок Дублина;

– у Пинчона экстравагантное описание спрута глобальной корпоративности удушающего данную планету;

–  полотно Сорокина скромнее по размашистости и  представляет гнидючник на одной (отдельно взятой) шестой части земного шара сотворённый  кровососающим сегментом двуногих гнид для паразитирования на  себе подобных.

Детализация: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Составлена по образу и подобию 10-го эпизода УЛИССА (The Wandering Rocks).

Нет! Нет! И ещё раз нет! О плагиате не может быть и речи!

Подобные наговоры неправомочны настолько же, как обвинения Иванушек-International в гоп-стопе «Оды Радости» Бетховена на том основании, что в распоряжении любого музыканта имеются всего 7 нот (плюс полутона, итого – 12).

Свой эпизод Джойс сложил из множества осколков и все они объединены тем, что происходят одновременно. Каждый нанизан на один и тот же текущий миг, который их и скрепляет.

Кусочки первой части НОРМЫ тоже скреплены одним и тем же – нормой, нормативной порцией говна для ежедневного о-б-я-з-а-т-е-л-ь-н-о-г-о употребления в пищу любым и каждым гражданином.

(Брезгливым предлагается не блевать против ветра, а даже и удалиться – воля ваша, но таковые не смогут постичь в полной мере смысл последующих частей романа, особенно 2-й,  и 6-й.

Заметим, кстати и a propos, что подробное изложение акта копрофагии в целях получения полового удовлетворения путём возбуждения вкусовых рецепторов с последующим заглатыванием и провождением фекалий через пищевод предоставило ретроградным членам комиссии по присуждению Пулицеровской литературной премии (самой престижной в США) основание не присуждать Пинчону эту награду, чем и лишили премии весь 1973-й, что, впрочем, не помешало Томасу стать отцом «пика постмодернизма».)

И всё-таки при всём при том, язык Части первой сразу же и без обиняков выказывает незаурядного мастера слова, который чутко слышит окружающую среду и тонко передаёт нюансы её самовыражения.

Диалоги – выверено чётки, выпуклы, правдивы.

Монологи по телефону – неотразимо соответствуют характерам и ситуациям.

Всё – правда, но увы, как уже отмечалось, грёбаная узость тематики, окольцованной железным занавесом, сделало НОРМУ книгой для внутрисемейного чтения, настольной книгой владеющих Русским в одной/шестой, но разноязыкой.

Да, кому-то повезло, а кому-то нет.

Детализация: ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Визуально представляет собой нескончаемый ослиный уд в виде единого параграфа. Читается легко, благодаря отсутствию знаков препинания, скользит буквально.

Незамысловата – после десятой строчки начинаешь рефреном подставлять начало и предугадывать что будет полстраницей глубже, хотя и не всегда.

В каком-то месте гордо ухмыльнёшься, в другом ностальгически вздохнёшь по пути к предсказуемому, вполне нормальному концу.

Тоже без точки

Призна;юсь, что лично мне, как читателю не хватило «нормальных пиз*дюлей», остаётся лишь надеяться и ждать нового, дополненного и переработанного издания НОРМЫ, где автор отмудохает недоудовлетворившихся.

Вместе с тем, в упомянутом выше пропуске нельзя усматривать вины данного автора, как и любого другого в любых других произведениях и данную ситуацию не исправить ни в одиночку, ни даже если всей шоблой выпишут мне всё тех же пиз*дюлей, потому что она непоправима.

Чем дальше занимаешься этим ремеслом, тем яснее видишь, что да – не мы пишем, но пишут нами, если конечно, хватает смелости трезво взглянуть правде в глаза.

Автор – всего лишь труба для переливания из «бассейна А в  бассейн Б», но что конкретно льётся –  он к этому не при чём и на его совести, единственно, ответственность за выбор: быть или не быть трубой?

Отмечались случаи отказников и забастовщиков. Саботаж тоже имел место. Достаточно вспомнить Николай Васильча спалившего второй том своей поэмы про Мёртвых Душ. Приступ пиромании вызван, несомненно, беспочвенными страхами, что из-за свежеперелитого тома мир станет гнуснее, чем его и так и так всё равно испаскудят.

Ах! Эти милые наивные классики! Да оглянитесь вы! Ведь этих труб вокруг миллионы –  не через ту, так чрез другую получит мир вливание и «Апрельских Тезисов» и «Гарри Поттера» и фейлетонов...  (ну ты глянь! ни одного названия не вспомню хоть убей, но в каждом хохмец какой-нибудь подмешан, а у трубы фамилия такая… не то лягушачья, не то цыплячья… как же, бишь его-то?. а да пошёл он нахуй!)

Детализация: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

становится тем полем, где  мастер вырастает в Мастера.

Найдутся микроскопические огрехи, а кто без них?

Тютчев, например, никогда в своём письме не сказал бы «тупое непонимание». Плещеев мог бы, да, но только не Тютчев, он не такой.

И не каждый правильно воспримет то, как автор подтрунивает над Иваном Алексеичем (но не изголяется, вот уж чего  нет так нет. Назовите это пробой сил юного бульдозерёнка, что вырвался на простор, полный бурления  весенних соков, однако же глумления нет и в помине. Сорокин слишком тонко чувствующий писатель, чтобы переступить эту черту.)

Но вот содержимое шкатулки подменилось и понимаешь – да, так и надо было трунить для чудовищно резкого контраста, для невыносимой жути второй части ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.

Детализация: ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

служит прямой уликой тому, что всякий истинный прозаик во глубине недр персональных – замаскированный поэт. Тут мы сталкиваемся с краткой поэмой из 12 частей (по одной на каждый месяц, за что вся целиком и названа «Времена Года»).

Их, разноплановых по настроению, теме, ритмике, пластике, тем не менее, объединяет одно общее качество: каждая посылает каноны хайку нахуй, но при этом сохраняет сокровенный смысл и назначение хокку – выразить нечто присущее именно текущему сезону, нечто отличающее его от остальных.

Детализация: ЧАСТЬ ПЯТАЯ

есть скрупулёзным описанием развития амбулаторного случая графоманиакальной эхолалии у анонима, что и обуславливает аскетичную лапидарность выразительных средств использованных  в финальной строке  всего эпистолярного монолога.

В том месте, где монолог перешёл на использование одних лишь четырёхбуквенных слов, меня патриотически тянуло возмутиться явным низкопоклонством перед Западом (four-letter words!) в обход нашенских – 3-х и  5-буквенных, но через пару страниц автор усмотрел свою оплошку и перешёл на язык народа Иреро из Юго-Западной Африки. Тоже угнетённая братва, в ожидании своего Мгнунвбабве в Октябре.

(И вновь, хотя бы в скобках, повторно восхищусь мастерским владением и умением через передачу особенностей изустных излияний  героя повествования (пусть даже и в письменном виде) воссоздать его уникальный портрет.

И автору за это – поклон земной, плешью в паркет… Папаню сваво вспомнил. Всплакнуть даже схотелось.

Нет, тут дело не в том – получилось или нет. Ну ладно – нет, сухарь он и есть сухарь. Просто в том-то и есть назначение литературы, други мои золотые, чтобы ни с того, ни с сего вызывать у тебя эмоциональную неожиданность невзирая на час суток и общий режим твоего распорядка.

А главное – чем? А главное какой-нибудь парой строк текста по произволу, так сказать, автора. И ведь я его не знаю и он меня в глаза не видел, а—поди ж ты!—пару-другую слов так расположить исхитрился, что и всплакнуть захотелось. Папаня вспомнился…

Вот он в чём главный лакмусовый тест, через который писателя сразу же от алхимика отличаешь.)

Детализация: ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

вновь подмывает предложить автору добавки на будущие переиздания:

«НОРМА – УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!

С НОРМОЙ ПО ЖИЗНИ!

НОРМА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ!

НОРМА – ЗВУЧИТ ГОРДО!»

а отнять из неё нечего.

Детализация: ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

Спасибо за подсказку. Да, мне известно какая идёт после шестой. Вы очень добры.  Но козырный туз приберегу под занавес, кто в «подкидного» играл, меня поймёт.

Итак, заключительная часть перекликается с Пятой презентацией эхолалии, но на этот раз добровольной и даже культивируемой, дабы не скатиться до прожиточного минимума.

В Восьмой идёт летучка из надстройки для содержания и откорма захребетников от журнализма, эхолалов-нахлебников живущих за счёт эхолала-торфовоза из Пятой части.

Вот и заседают они с неусыпным любомудрием блюдя бдяще эхолальную нормативность, ибо в том их всегдашняя норма и – приятного им аппетита…

Детализация: ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ + Вывод

заставила меня коренным образом изменить своё отношение к рассматриваемому произведению. До этой части оно мне виделось талантливым перенапевом извечно неоспоримой истины Российского быта высказанной ещё Гоголем:

«Скучно жить на свете, господа!»

Но именно Седьмая своей плясовой первозданно плакатной графичности  варева из ух, расстрела Осени, продажи органов за бугор и всего прочего, что вовсе уже не смешно, но таки заставляет смеяться от отчаяния просто, от того, что плачно до жути, ведь это всё так и было, и было ещё похлеще, а что было оно же и будет…

Да, Часть Седьмая выводит произведение за пределы обыденной скуки и Русской хандры, служит мостом перехода на новый, общемировой  уровень не скуки, но тоски, то есть делает НОРМУ, глобализированно выражаясь, блюзом.

А это уже настолько чревато, что просто-таки м-да… Глобализация невозможна без периметризации, а её мы уже проходили и у нас тут немалые наработки, которыми мы впереди планеты всей. Все смекнули?

И когда остальной планете тоже дойдёт, пробьёт час всерьёз почесаться всем виртуальным бумагомаракам, почесаться и высосать из пальца очередной термин для не сразу допонятого траха.

Потому что ж, это ж как же ж и до чего ж в тютельку предрёк-то наш Сорокин, а? Мистеры хорошие?

Как насчёт «лост-энд-фаундизм»?

Ну не то, чтобы злорадствую, но вас, бля*дей, предупреждалось.

 

С. Огольцов

       25-27.07.2022

© Copyright: Сергей Огольцов, 2022

Свидетельство о публикации №222072800264 

 

стрелка вверхвверх-скок