письмо А. Солженицыну
 

Господин Солженицын,

как говорила зэчка-украинка в эпиграфе к Вашему "Архипелагу", невозможно в полной мере понять то, чего сам не хлебнул, не попробовал.

Что ж, мне не довелось пройти через ужасы лагерей, а была накатанная дорожка из юных пионеров в комсомольцы, оттуда на завод, в армию, институт, с получением на каждом из этих этапов причитающейся доли оболванивания. А когда в середине 70-х прохлюпнула очередная идеологическая кампания возмущения на диссидента, охаявшего наш самый светлый строй, то я, вобщем-то, и не вникал, "голосов" не слушал - радиоприёмник роскошью был при тех заработках, а советской информации уже перестал верить, единственно, что зацепилось в памяти - красивая российская фамилия - Солженицын, да название книги - "Архипелаг Гулаг".

Лишь лет 15 спустя довелось повстречаться мне с Вашей книгой, когда уже набили оскомину расхрыстанные самозаплевательские разоблачения позднеперестроечного периода, в ту пору, когда всякий издатель только и высматривал, чем бы ещё хлестануть по нервам читающей части населения - подробностями ли изуверского убиения царской семьи или излияниями лагерного сексота.

Ничего такого уже не хотелось, но увидевши у знакомых мягкообложечный, но типографской печати "Гулаг" в подписном издании, не удержался, чтоб не попросить эту книгу, по той простой причине, что не коньюктурно-шкурных выгод ради была она написана, а ещё в те времена, когда за такие писания, в лучшем случае, высылали из 1/6, самой светлой, части света.

Невозможно Вам передать насколько потрясает Ваша книга.

Это уже не стегание по нервам, а истинное откровение, поясняющее архитектонику устоев державы, в которой я имел невыносимую честь родиться, это книга, после которой начинаешь прозревать судьбы не одного поколения.

А за потрясением и прозрением приходит восхищение и преклонением перед человеком, который объял грандиозно необхватный материал, который сам проходил через всю эту жуть, держа в памяти, а не на компьютерных дисках, неисчислимую информацию о том, как великий народ был поделен на всего два сословия - вертухаев и рабов.

История ходит кругами, повторяя самоё себя, и если всё-таки удасться избежать повтора кошмаров ГУЛАГА, то, наверное, лишь оттого, что Вы посвятили себя сведению счётов с ним, чтоб не стёрлась память о нём, грозя его возвращением.

Мне не довелось дочитать Вашу книгу, здесь началась война и тома подписки, да и вообще всякая почта, перестали доходить в Карабах. Даже теперь, после перемирия, известия из России очень и очень глухо доходят за кавказский водораздел, разве только продукция официальных каналов, где невнятно сообщалось о Вашем триумфальном возвращении через Сибирь, а с тех пор и вовсе ничего. Оно понятно - в стране воспреемнице Гулага у власти могут оказаться лишь потомки вертухаев, или блатных, которым не в жилу поминать о Зэке.

А надо бы дочитать.

Человек ко всему приспосабливается. И в гулажной действительности есть ему возможности роста по обе стороны колючей проволки - выслуживаться в паханы, либо в партийные секретари. Но есть и третий, самый безнадёжный путь - бунтовать против.

Бунт бессмысленен и обречён изначально, у него нет цели кроме как выплеснуть накипелое, он бесцельное сокрушение, взрыв к ебеням всего, что подвернётся, порой и сам разлетаясь вдребезги. Бунт - бессмыслица доказывающая, что человек предназначен для большего тех рамок, куда его впихивают.

Мой отец, рязанский мужик, не принимал участия в сапожковском восстании, он, наверное, и до сих пор не знает, что такое было в его райцентре. Мне не интересно чем оно кончилось - результат сегодня угадать нетрудно. Зато мне интересно как оно происходило. И мне интересно узнать чем завершается Ваша книга, творение человека заслужившего быть назначенным судьбой проводником, выразителем интеллектуального восстания против Гулага.

Это и стало поводом моего письма к Вам - спросить, несведущему в нынешних российских реалиях: есть ли какая-нибудь возможность дочесть завершающие части Вашей книги, не покидая моего местопребывания.

Повод, признаю, довольно легковесный, слишком много шансов на то, что письмо это окажется из рязряда пущеных по воле волн, в "бутылочной почте"; без учёта Ваших нынешних обстоятельств, о которых мне ровным счётом ничего не известно, через посреднический адрес трёхлетней давности, со странной просьбой.

Но всё это неважно, потому что главное, зачем понадобилось это письмо, в том, чтоб высказать моё восхищение и преклонение перед подвигом Вашей жизни.

Будьте здоровы и живите долго, как это надобно в России.

Уважающий Вас,

С. Огольцов

Письмо моё, как ни странно, дошло и Автор прислал мне все три тома со своим автографом