Легко ли сберечь легкие?

Гордость – отнюдь не безделка, не финтифлюшная завитушка «сбоку-припёку» в стиле рококо, нет! Она очень даже необходимый компонент в составе людской природы.

А когда, оставив частности в покое, обращаемся к жизни общественной, то видим, что и там она архинужное средство: именно посредством гордости людей спрессовывают и сплачивают в единую массу. Меня, к примеру, немало лет неотвязно приучали гордиться тем, что живу в стране, раскинувшейся на одну шестую часть суши всей планеты.

Страны той, где так вольно нам дышалось, давно уж нет, но отработанные в ней трюки (хоть и не в прежних размашистых масштабах) до сих пор в ходу. Весь фокус в том, чтобы найти общий предмет всеединящей гордости.

У сегодняшнего карабахца немало чем есть погордиться: тут и гастроли Сосо Павлиашвили (Сосо куда попало не поедет блистать своим талантом!), и ежегодный международный открытый чемпионат Степанакерта по игре на бильярде, и непревзойдённое нигде в мире количество министерств и ведомств на душу населения...

А 17 лет назад жители Нагорного Карабаха гордились, в основном, воздухом. Потому что все приезжие приходили в полное восхищение и восторг – до чего он тут чистый и приятный для дыхания.

Сперва мне это казалось забавным (надо же, нашли чем гордиться!), но, по прошествии месяца-двух, всякий раз возвращаясь в Сейдишен из воскресной вылазки по магазинам областного центра, я и впрямь ощущал приятную перемену – в селе дышалось легче и вкуснее.

Почему?

Ответ найдете в учебнике по природоведению: человек и растение неразрывно нужны друг другу, как кожа и плоть.

Растения вдыхают всю отработанную газовую смесь, что мы испускаем из себя, а возвращают они чистый кислород, без которого человеку не прожить долее пары минут. Мы дышим тем, что нам дают деревья.

И, возвращаясь из учебника в конкретную геополитическую ситуацию, можно смело сказать: леса Нагорного Карабаха – это лёгкие Закавказья (перебора не будет). Такая вот складывается планетарная пульмология.

Разумеется, ничего нового мною не сказано – очередное повторение одной из вечных истин.

Хотя такие ли уж они и вечные?

Ведь всё течет, всё изменяется.

За истекшие 17 лет Движения село Сейдишен было переименовано в Хачен.

Мне пришлось делать выбор между деревенским воздухом и сохранением новосозданной семьи: Сатэник наотрез отказалась менять степанакертскую прописку на выгоды сельской жизни – местожительство поменял я. Ничего, втянулся. Придышался.

Вот только где-то к середине июля, когда на улицах Степанакерта начинают помелькивать грузовики со свежеспиленными дровами, сочащимися зеленью ещё не умершей листвы, охватывает меня прекраснодушное томленье, и грудь теснится ностальгическими припоминаниями о прохладной сени всеединого леса, где высились они живыми, прекрасными, гордыми...

Ах, зачем мы не можем жить, не отбирая жизней других созданий?

Некоторые вопросы не имеют решения, они просто знак того, что близится очередной отопительный сезон.

Счастлив, кому есть с кем делиться щемящей грустью безответных вопросов.

При поразительной начитанности и феноменальной эрудиции Сатэник, ей ничего не стоит постичь и посочувствовать идее глобальной пульмологии, но при условии, однако, что всё это вселенское братание людей с растениями, облаками, звёздами и друг с другом никоим образом не ущемило бы и не пошло в ущерб трём спиногрызам, что с раннего детства завели моду ежедневно задавать ей один и тот же вопрос:

«А что сегодня на обед, мам?»

Мои эксперименты по безубойному отоплению (типа попытки соорудить грелку-каменку на газовом ходу) особой благосклонности жены не вызывали, но – терпела.

А вот самоуправная покупка электробатареи на колесиках, которая обогревает степанакертские офисы иностранных координаторов и кабинеты местных руководителей вышесреднего звена – преисполнила Сатеник чувством законного негодования: за такую сумму можно было бы закупить зимнюю обувь на всех трёх птенцов своих ненаглядных.

Ну, а ещё через месяц, когда контролёр электросети открыл дверцу железного ящика в подъезде и выписал приговор счётчика (17 тысяч драмов), Сатэник просто взвилась и, в выражениях столь же прямых, как и буколических, послала меня вместе с этой вампиркой на колесах туда, откуда взял.

Вы когда-нибудь пробовали вернуть товар торговцу, который знает на все 100%, что родственников среди министров у вас нет и не предвидится?

Так жизнь учит нас не умничать, а поступать как все, тем более, что на традиционной печке-жестянке чай заваривается круче, чем в любых “тефалях”.

С тех пор, с приближением холодов, я наматываю ностальгические сопли и сентиментальные нюни на кулак и отправляюсь на поиски дров.

Распутье, как в сказках, раскладывается натрое. Купить дрова можно:

1. у лесорубов из Кркжана;


2. на машинах самозаготовщиков;


3. в лесхозе.

У лесорубов столько клиентов-заказчиков, что надо записываться в очередь и ждать, да к тому же нужны ещё поручители, что ты не агент налоговой инспекции.

Самозаготовщики никак не согласны продавать по пол-машины – неизвестно когда будет покупатель на оставшуюся половину.

Задаю вопрос директору лесхоза Артуру Габриеляну:

- Почему ваш кубометр дров стоит 6 тысяч драмов, а у частников на полторы-две тысячи дешевле?

- Лесхоз даёт им билет на самозаготовку дров на корню по 1,5 тысячи драмов за кубометр. Они своей машиной, бензопилой, живой силой сыновей и молодых родственников нарезают, привозят и назначают свою цену за дрова; а мы должны делать отчисления на НДС, в пенсионный фонд и такое прочее. Отсюда – разница в цене.

Что же касается незаконных порубщиков из Кркжана, то они держатся на несознательности граждан и мягкотелости правоохранительных органов.

Ну, поймают его с лошадью, навьюченной дровами, передадут дело в суд, а оттуда приходит постановление, что особо тяжкого состава преступления у нарушителя нет, как нет и банковского счета, чтоб наложить штраф, и нет работы, зато есть четверо детей.

- А как всё это отражается на количестве лесов в Нагорном Карабахе?

- Всё прекрасно! Наши леса занимают площадь в 3 тысячи гектаров и она растёт!

- А можно узнать какой была эта площадь лет, скажем, двадцать назад?

- Архивы всех без исключения районных отделов лесхоза сгорели при бомбардировках...

(Бездушные снаряды! Знали, где взрываться!)

Я уж не спрашиваю про тот лес, что, по рассказам старожилов, тянулся от степанакертского Пятачка до Аскерана (17 километров), но три “тумба” вокруг города обнажились уже в мою тут бытность.

Артур Габриелян полон оптимизма – приводит пример леса при дороге из Хнацаха на Степанакерт, что полностью был сведен в годы войны, а нынче опять зеленеет, да такой густой: ни человеку, ни скотине не продраться.

Я воздерживаюсь от замечания, что кустарник ещё не лес. При его архитектурном и моём гуманитарном образованиях, полемика на биологические темы может запросто перерасти в пустое препирательство профанов о смутно представляемых материях.

Благодарю за всё, прощаюсь и выхожу на дорогу, подымающуюся к городу.

Вот и пост ГАИ у развилки.

Я иду в гору, поглядываю на белеющую слева поросль новостроящихся особнячков и чёткие в прозрачном осеннем воздухе очертания дальних “тумбов”, подпирающих небо.

Раньше отсюда ничего этого видно не было.

Раньше в этом месте дорога шла через лес.