ВОТ МОЯ СТОЛИЦА...

(шаг второй)

- Я не дебильная! Сама ты такая!

- Нет, не такая! Я в твои годы в детский сад ходила, мы там стихи учили – хоть и теперь их могу рассказать. И эту книжку я тогда берегла не для того, чтоб ты её сегодня ножницами изрезала.

- Замолчи!

- Сама замолчи!

Уфф… Сестрички опять схлеснулись.

Полсемнадцатилетняя Рузанна, опираясь на мемуары из личного жизненного опыта, пытается вразумить почти уже пятилетнюю Эмку. И когда младшая, исчерпав оборонительные реплики, врубает свой самый неопровержимый аргумент – всепронзающе-оглушающий визг, ты—пронзённый её децибеллами—с особой глубиной и ясностью осознаёшь: до чего ж таки полезна и нужна для нормальной человеческой жизни такая институция, как детский сад.

Утром отвёл ребенка – вечером привёл, по пути ещё и пообщался, выспросив что сегодня на обед давали.

Дитю, взятому под постоянный контроль и помещенному в жёсткие рамки стабильного режима – детсад, телевизор, сон, детсад, телевизор, сон – просто не остаётся лазейки для совершения набегов и актов вандализма на ваших книжных полках, или в кухонных шкафах.

Правда, по заверениям педагогических светил, дети в возрасте от 2 до 7 лет пребывают в состоянии гениальности, а гении такая публика, что невозможно предугадать какой они ещё фортель отколупнут под самым даже наинеусыпнейшим контролем.

Как вы уже, наверно, догадались, всё это только присказка, и в данном (третьем) обходе нежно любимой столицы посетим мы учереждения для тех её граждан, которые хоть и встали уже на ноги, но сами еще не решают куда им путь держать, потому как пока что ещё – дошколята.

Детские садики – тема необъятная. Не знаешь, как и подойти.

Может, попробовать через статистику? Этой науке известно всё.

Статистическое управление, оно же госрегистр, оно же и прочая и прочая, размещается на первом этаже правительственного «белого дома».

Минуешь серо-мундирного милиционера на крыльце. В крутоступенчатом тамбуре обмениваешь свой паспорт на бумажный квадратик из окошка бюро пропусков и уже в вестибюле тебя просветят «сверчком».

Этот чёрный приплюснутый жезл до того уж чуткая тварь, что вспискивает даже когда его поднесут к заклепке на твоих джинсах, и тогда милиционер похлопает тебя по этой же заклепке на предмет выявления смертоносной железяки.

Впрочем, проверяют не всех. Премьер-министра, например, пропустили молча, должно, по знакомству. А за его спиной ещё пара халявщиков прошмыгнули.

И женщин, вроде, тоже не щупают.

И это правильно; а то ещё привыкнут за бесплатно – отбоя от них не будет в «белый дом»-то...

Начальник статуправления, Ваге Тигранович Даниелян, сам из Еревана, но корни у него карабахские.

Великое дело – иметь правильные корни. А приложить к ним его гигантский рост – ему выходит магистраль с зелёным светом в звезды баскетбола.

Но от статистики для нашей любознательности ничего, извините, не светит. Время такое. Всвязи с неотменённым военным положением все демографические цифры строжайше засекречены. Даже для иностранцев.

Это ж стратегическая информация - ведь опытный шпион по количеству дошколят мигом вычислит: откуда, куда, зачем и какого калибра. Так что все данные – исключительно для внутрислужебного пользования.

Зато, отложив запретную конкретику, Ваге Тигранович обстоятельно изложил общие причины прозябания детских садиков на данном этапе.

1. Назначение помянутых учереждений в том, чтоб хотя бы на несколько часов освободить родителей от детей, дабы полученная ими свобода применялась в выгодных им и обществу целях.

2. За свободу приходится платить садикам деньги.

3. В странах тотальной безработицы у людей столько свободного времени, что его и девать некуда; тогда как денег взять неоткуда.

Замкнутый, получается, круг, из которого – один выход: жене сидеть дома и перешивать плащи в жилеты, а жилеты в галстуки.

Короче: садики своё отжили...

Услыхав о подобном мнении, госпожа Зоя Левоновна Дадаян, директор садика «Татев-4», так и взвилась, бурно заявляя, что полноценное детство можно вкусить лишь только и только лишь в детском саду; и ноль цена такому государству, которому это не доходит, ибо без детсада и государству не бывать.

Хотя с первой частью заявления г-жи Дадаян можно и поспорить (благо, что речь не о вкусах, а о месте познания их), но уж заключительная часть – непререкаемая аксиома: государству садики нужны, как воздух. Именно здесь малолетних гениев, таких самобытных и разнообразных, обстругивают под определённый—нужный государству—шаблон, приучая к групповой жизни, массовому повиновению командам и прочим навыкам в сплочённости.

Во исполнение таковой задачи 120 фактических малышей в садике «Татев-4» разделены на 4 возрастные группы. У каждой – своя комната – просторная, и окна с занавесками.

В наличии всё необходимое: столики, стульчики, коечки, посудомоечный отсек и умывальник с индивидуальными полотенцами, а за ним – санузел с невысокими унитазиками – и всё надраено и просанировано, за этим врач Инна Рудольфовна Гаспарян присматривает строго.

В углу, как водится, пристроилось шоколадистое пианино и дети рады стараться хором выкрикнуть «барев!» гостю.

Всё как в старые добрые тоталитарные времена. Вот только нынешнее-то государство садик «Татев-4» совсем не поддерживает и приходится ему сводить концы с концами через самообеспечение.

Месячная плата за ребенка – 5 тысяч драмов (но 36 детей полу- или вовсе бесплатные льготники).

И это не слишком высокая цена за свободу родителей; за двухразовое ежедневное питание детей (два обеда в неделю – с мясом); за уход и внимание со стороны миловидного и заботливого персонала в количестве 20 человек; за квалифицированное медицинское обслуживание; за воспитание; за обучение трём языкам – английскому, армянскому и рускому...

- Дети из средней и старшей групп настолько осваиваются, что в обед запросто просят добавки.

- А какое блюдо нравится им больше всего?

- Невозможно определить – поедают всё без остатка.

Всё замечательно, всё как положено. Но почему-то неудержимо тянет поскорее выйти на волю и, оказавшись на крыльце, вдыхаю упоительный дух деревьев, исступленно недвижных в белопенно безмолвном цветении, воздевших в апрельскую синь неба непредсказуемо змеящуюся путаницу ветвей, роняющих редкие, пока, лепестки на безлюдную тишь игровых площадок.

Ближе к выходу – уже на территории Центра Детского Творчества – пара праздношатающихся пацанов раскрутились на двухметровой центрифуге-крестовине до полукосмической скорости и степенно рассуждают про какие-то двадцать миллионов...

Тоже мне: банкиры-неформалы.

Погоди-ка...

А что у меня-то было любимым садиковым блюдом?..

Ах, да! Полстакана сметаны с чайной ложкой сахарного песка по субботам...

вверх-скок
 

Подобно «Татев-4», садик Ларисы Паргевовны Нерсесян размещается лишь в одном из строений бывшего детсадного комбината и тоже перебивается без спонсоров – кооперативный. Названия у него нет, а только номер - № 2.

Наружные стены зданий густо покоцаны осколками – шрамы минувшей войны, но занятое под садик крыло вполне благоустроено и отремонтировано.

Недаром супруг Ларисы Паргевовны, господин Эдвард Нерсесян, считается достаточно видным деятелем в местной строительной инфраструктуре. (За хорошим мужем – как за каменной стеной.)

Пять дней в неделю с 8.30 до 17.00 пребывают тут от 50 до 55 детей, разделённых на три группы.

Раздел идёт не по возрасту, а по соображениям целесообразности. Стоит ли, к примеру, разделять братьев из одной семьи пусть даже с возрастной разницей в полтора-два года?

У каждой из 8 работников персонала высшее образование. Советские кадры. Часто приходят к друг другу на открытые уроки математики, письма, английского.

И за всё за это, плюс одноразовое питание обедом, родителя платят по пять тысяч драмов в месяц, из которых 32% идут государству в виде налогов.

Следущий детсад тоже номерной - № 3. А тройка – любимое число Бога.

Видать не случайно под боком садика № 3 пристроилась миссия заокеанской евангелистской организации, сотрудники которой приходят давать уроки богословия чёртовой дюжине (ровно тринадцати!) его питомцев.

Тутошние дети бойко исполняют песенки про Спасителя Исуса и получают питание три раза в день, отдавая предпочтение мясным блюдам.

Родителям же все это благолепие обходится в 4 тысячи драмов ежемесячно. Что значит не кооп-садик, а ведомственный, каршелккомбинaтовский.

Даже директора этого богоугодного заведения из 18-ти душ (13 воспитанников и 5 персонала) легче застать на комбинате, чем в садике.

А вот Нелли Гургеновна Гулян, заведущая садика «Сосе», которым исчерпывается полный список столичных садиков, оказалась на месте – в своём кабинете.

«Сосе» - это имя некоей героической армянской женщины начала нынешнего века. Вон и портрет её над столом: в очках и головном платке.

Садик этот бесплатный, создан и существует на благотворительные пожертвования армяно-американской организации с 1998 для детей осиротевших в карабахской войне.

Тогда, два года назад, набралось 88 сирот.

На сегодня те сироты доросли уже до школьного возраста и в садик начали принимать детей инвалидов 1-й и 2-й групп, искалеченных в той же войне.

Питание – трехразовое. Воспитание – в духе патриотизма.

При обучении основное внимание уделяется официальному армянскому языку.

Хотя диалект и слаще, но спонсоры его не понимают. Обидно, небось, слать по 1200-1400 долларов в месяц, а прилетев в гости не находить общего языка с ребятишками.

* * *

А жаль, что ни в одном из садиков мне так и не встретился огнетушитель – красный жестяной цилиндр вроде того, что висел на лестничной площадке садика, куда когда-то и меня приводили.

Огнетушитель – посредник между человеком и вечностью.

В жёлтом квадрате на его красном боку наглядно изображался способ использования огнетушителей: человек в чёрном комбинезоне и кепке держал в руках перевёрнутый огнетушитель, направляя расширяющуюся струю на метровый куст пламени.

Но главное, что привораживало, держало на площадке пока не окликнут или не дёрнут за руку, было то, что на огнетушителе в руках человека в чёрном тоже был жёлтый квадрат, где неразборчиво-крошечно повторялся рисунок-инструкция, а значит и там, на лилипутском огнетушитилеке, тоже был свой квадрат, а в том – свой, а в меньшем – ещё меньший...

И сколь глубоко не уходишь с горизонта на горизонт, невозможно достичь конца. Вернее, конец – вот он – на висящем над площадкой огнетушителе и, уходя за горизонты, невозможно найти начало.

Но разве может быть конец без начала?

Так – через огнетушитель – соприкасаешься с нескончаемостью.

* * *

Но вернёмся к нашим дням. В государство с нулевой ценой. Можно ли его считать началом, стартовой точкой новой государственности?

Вопрос, конечно, риторический, ведь государство – это мы. И сколько, и как бы ни менялась аттрибутика, мы будем носить в себе прежнее, привычное, и жить по его законам, и каждый день своими словами и поступками возрождать его в себе и вокруг себя, пусть хоть и в непрестанно уменьшающихся масштабах.

Нет уже того государства, которое, начиная с детских садов, подстригало нас под себя. Нет его, но мы, подстриженные, пока ещё тут и живём как при нём, просто потому, что другому мы не обучены.

Удастся ли нам реанимировать усопшее?

Ни малейшей надежды – оно испустило дух всерьез и надолго. А доказательства тому чисто статистические – взять, к примеру, тот факт, что...

* * *

Уфф!! Ну что там ещё такое? Опять?!

Да никаких же ж тебе условий для работы!...

Опять эти сестрички затеяли возню на диване – Рузанна лезет к Эмке с поцелуями, а та отбивается и хохочет во всё горло.

Нет, без садиков — это не жизнь.