~ ~ ~ постскриптумы
На следующий день я пошёл на улицу Гоголя 25 и отдал Саше Плаксину свой чёрный дембельский дипломат заряженный словарями и ещё парой книг.
Мы условились, что он вышлет их мне, когда где-нибудь обоснуюсь и сообщу ему адрес.
Конотоп провожал меня угрюмым холодом и ветром, но пальто от Наташи грело очень даже хорошо, и я поехал в Нежин, чтобы вернуть Жомниру книгу рассказов Селинджера.
Спортивную сумку с одеждой и прочими вещами я запер в камере хранения на вокзале и, с одним только портфелем, поехал на улицу Шевченко.
На мой звонок дверь не открылась, наверно он и Мария Антоновна вышли куда-то в гости.
Тогда я поехал в центр города, в новый кинотеатр «Космос» напротив универмага.
Там шла какая-то фигня про Синдбада-морехода производства студии «Узбекфильм», но мне просто нужно было убить время.
Я сел и поставил портфель под сиденье.
Место слева заняла женщина моих лет, по наклонному проходу справа бегала девочка лет четырёх.
Её мать, сидевшая в передних рядах, звала её вернуться, но она не слушалась, а всё бегала и кричала, каждому из входящих зрителей: «папа!», но его среди них не было.
На пару рядов выше и метров на пять левее, сидели пара лётчиков в офицерских бушлатах. Один из них начал здороваться с моей соседкой, но как-то по-хозяйски и с подковыркой.
Начался фильм и Синдбад оказывался то на море, то в пещере, то фехтовал саблей рядом с древними стенами Самарканда на фоне высоковольтной линии электропередач.
Фильм наконец-то кончился, я поднял свою кепку с колен и одел её на голову.
Соседка слева обронила свои тонкие перчатки мне на пальто.
- Возьми,- сказала она негромко,- проводи меня.
Я достал портфель из-под сиденья, поднялся и стал протискиваться следом за нею.
В довольно плотной толпе кинозрителей мы спускались по высокой лестнице выхода.
Офицеры-лётчики поджидали внизу в своих фуражках.
Однако, они и не пикнули, когда мы проходили мимо. Кишкá оказалась тонкá.
Во-первых, каракулевый воротник, до которого им вряд ли дослужиться — в Советской армии такие воротники прерогатива полковников и выше; во-вторых, моя серая кепка — излюбленный фасон отмотавших две ходки на зону.
Не говоря уже про новенький портфель...
Она пригласила к себе на чай.
Идти пришлось недалеко, в пятиэтажку на спуске от площади.
Я шёл и места становились всё знакомее и знакомее.
Неужто? Не может быть... Точно!
Своим ключом она открыла дверь квартиры, где когда-то чернявый КГБист устраивал мне встречу со своим начальником в стрижке «бобриком» седых волос.
Но теперь квартира оказалась обставленной и обвешанной.
Мы разделись в прихожей и прошли в гостиную.
На журнальный столик она, вместо чая, принесла бутылку вина, нарезанную кружками колбасу и шоколадные конфеты.
Я пил вино, закусывал шоколадом и вспоминал крановщика Виталю.
Мы не спрашивали имён друг друга. Для того зачем мы тут достаточно и «ты».
Правда, она не удержалась похвалиться, что работает в прокуратуре.
Я не стал уточнять кем, сказал только, что всё равно меня ещё не здесь поймают...
Она ушла в спальню и вернулась запахнувшись в длинный, но не застёгнутый халат; снова села рядом со мной на диване.
Я обнял её, запустил руку под воротник халата на спине и расстегнул лифчик. Лицо её радостно просияло.
Мы прошли в спальню...
То, что было потом, можно сравнить с показательными выступлениями чемпионов в фигурном катании. Под стать её точёному телу.
Оно у неё чётко вписывалось во все эти поддержки, тройные тулупы и в прочую остальную программу.
Мы переходили от фигуры к фигуре, свободно меняли темп с произвольной сменой комбинаций и продолжали покорять сердца отсутствующих зрителей своим непревзойдённым мастерством.
Упоение восторгом. Сладостное блаженство.
Вот только в потоках сладострастья у меня зачем-то всплывали отрывочные мысли про непонятную резиновую грелку и какого-то Тузика в укромном закутке...
При чём тут грелка? Какой ещё Тузик?
Ведь всё происходящее спрограмированно романом Карпентьера, который я совсем недавно прочёл во «Всесвiтi».
Там тоже персонаж, перед отъездом в Испанию на войну в рядах Интернациональных бригад против генерала Франко, на прощанье поимел свою подругу трижды за ночь.
Утром она, наконец-то, приготовила чай, а я позвонил Жомниру, что привёз его книгу и скоро зайду...
Однако, к Жомниру я не пошёл, а вернулся к скверу Гоголя и в одной из прилегающих улочек зашёл в парикмахерскую.
Там не ждали клиента в такую рань, но всё-таки одна из парикмахерш вызвалась побрить меня.
Эта молодая, похожая на цыганку мастерица покарябала мне всё шею, всякий раз при этом ойкала и затирала порез щипучими квасцами.
Ещё и плату взять не постеснялась...
Вновь миновав сквер, я зашёл в школу номер семь.
Шёл урок и в коридорах царила тишина.
В учительской оказались несколько женщин и я сказал, что хочу повидать ученицу второго класса Лилиану Огольцову.
Одна из них вышла со мной в коридор и проводила к нужному классу.
Она зашла в него и вернулась с незнакомой мне девочкой в паре тугих косичек из пепельных волос и в серой кофточке с тонкими поперечными полосками впереди, взгляд которой, упорно и бесповоротно, был отведён в сторону.
- Вот эта девочка,- сказала педагог,- но она говорит, что у неё нет папы.
- И правильно говорит,- ответил я, сдерживая неизвестно откуда накатившую злость.- Разве это отец, что показывается раз в пять лет и то лишь для того, чтоб попрощаться?
Учительница тактично отошла к окну неподалёку.
Я расстегнул портфель и опустился рядом с тобою на одно колено, чтоб мы сравнялись.
Ты всё так же не смотрела на меня.
- Лилиана,- позвал я, достал из портфеля газету Morning Star и протянул тебе.- Передай это своей маме.
Ты приняла сложенную газету и молча стояла, опустив глаза.
- Ладно, Ли,- сказал я, - иди в класс.
Ты с облегчением повернулась и пошла к двери своего класса.
Я поднялся с колена и смотрел тебе вслед, пока дверь не поглотила тебя и газету, где между печатных страниц был увеличенный портрет Иры, стоящей в ручье, и пачка всех полученных мною открыток и телеграмм о том, что вы с ней меня любите, что поздравляете с днём рожденья, или днём Советской армии...
вверх-скок